Чёрный Рыцарь
Шрифт:
Я наклоняюсь и зарываюсь пальцами в ее зеленые пряди. Она стонет, как лучшая эротическая фантазия.
— Ты убиваешь меня, Грин.
Ее ответ в виде движений ускоряется, но недостаточно быстро или недостаточно жестко.
— Посмотри на меня, — говорю я ей.
Она делает это, ее глаза такие огромные, что я почти вижу в них свое отражение.
— Я возьму все под контроль, и это может причинить боль.
Не знаю, почему я говорю ей это, но даже если она сон, она все равно моя Грин, в я всегда
Она медленно кивает, но ее губы дрожат вокруг моего члена.
Обхватив ее голову обеими руками, я игнорирую боль в забинтованной ладони и толкаю бедра так, оказываясь глубоко в задней части ее горла, как я всегда мечтал. Словно я всегда хотел этого, но у меня никогда не было возможности.
Кимберли не сводит с меня глаз, даже когда мои движения становятся дикими и жестокими. Она широко открывает рот и вбирает меня в себя так глубоко, как только может. Во всяком случае, этот любопытный блеск в ее глазах загорается сильнее, когда я сильнее в нее вонзаюсь.
Чем больше я трахаю ее рот, тем больше ее возбуждение наполняет воздух, ее соски твердеют, превращаясь в камешки.
Она возбуждена.
Так, так. Коул был прав. Самые, казалось бы, невинные самые дикие.
— Тебе нравится, когда я трахаю твой рот, Грин? — я хмыкаю.
Она отчаянно кивает, ее руки сжимают мои бедра, ногти впиваются в мою кожу, будто она что-то держит.
— Не позволяй никому другому трахать твой рот, — говорю я, как жалкая задница, забывая о том, что это не имеет значения. — Не позволяй им прикасаться к тебе, целовать тебя или видеть тебя голой. — она хмурит брови. — Если бы ты была моей, никто, блядь, не приблизился бы к тебе в радиусе двух метров.
Быть может, это мои слова или этот похотливый, любопытный взгляд в ее глазах, но я кончаю так сильно, что удивлен силой своего освобождения.
Моя спина и яйца напрягаются, когда я со стоном выливаюсь в ее горло. Сперма стекает с уголка ее рта на подбородок.
Я выхожу.
— Не глотай.
Она смотрит на меня со смущением в глазах, но подчиняется. Я протягиваю руку и хватаю ее за подбородок, открываю ей рот и смотрю на свое семя на ее губах и языке.
Помечено и заявлено.
Хотя бы на этот момент я хочу верить, что она моя.
Я закрываю ей рот.
— Проглоти все до последней капли.
Она глотает, ее горло работает в такт движению. А потом она делает что-то, что меня до чертиков удивляет.
Кимберли обвивает руками мою шею и набрасывается на меня со свирепым поцелуем, заставляя потерять равновесие и упасть на матрас.
Я лежу на спине, а она на мне всем телом, небрежно целуя, словно ждала этого долгое время.
Моя рука обнимает ее, и я возвращаю поцелуй. Попробовать себя на ее языке самое возбуждающее, что я делал в своих недавних воспоминаниях.
Официально
Мы целуемся, кажется, целую вечность, целуемся, как голодные животные, будто в тот момент, когда я проснусь, наступит конец света.
Это, вероятно и произойдет, не так ли?
В тот момент, когда я открою глаза, я не увижу ее зелень, не почувствую ее вкус на своем языке или не вдохну ее глубоко внутри себя.
Я закрываю ей глаза рукой, медленно стирая ее из памяти, заставляя исчезнуть.
Она не сопротивляется, даже когда ее тело дрожит над моим. Вместо этого она шепчет мне в губы:
— Что с нами произошло, Ксан?
— Не говори. Не разрушай это.
Я переворачиваю нас так, чтобы она оказалась подо мной, маленькая, красивая и готовая к тому, чтобы ее взяли.
— К черту все это. Я пойду до конца.
— До конца?
— Да, Грин. Я собираюсь трахнуть тебя жестко, быстро и грязно. Я буду ненавидеть себя за это и пожалею, что не могу надеть веревку на шею, когда проснусь, но знаешь что? — я наклоняюсь, прикусывая ее мочку, прежде чем бормочу: — Это того стоит.
— Подожди. — она кладет свои тонкие руки мне на плечо. — Проснусь?
— Я не хочу просыпаться.
— Ты уже проснулся. — ее глаза расширяются. — Это не сон, Ксан.
— Так говорят сны.
— Нет. Мы...
Дверь распахивается, прерывая ее.
— Ксан! Ахмед говорит, что я могу съесть пирожные и... — рыдания Кириана обрываются на полуслове, и его глаза увеличиваются вдвое, когда он смотрит на нас, а затем ухмыляется. — Привет, Кимми. Ты не говорила, что останешься ночевать у Ксана.
— Ой, черт, — бормочет она, прячась подо мной и натягивая на нас одеяло.
— Что вы делаете? — он спрашивает.
— Э-э... боремся. Это похоже на специальную борьбу.
Она с трудом подбирает слова.
— Могу я присоединиться? — ухмылка Кира огромна, когда он трусит в нашу сторону.
— Нет, Обезьянка. — она неловко улыбается. — Мы сейчас выйдем, хорошо?
— Я хочу присоединиться. Почему вы боретесь без меня?
Он хватает меня за предплечье, его крошечные ручки сжимают мои мышцы, которые все еще напряжены от того, как я прижимаю свое тело к ее.
Нет.
Черт возьми, нет.
Я протягиваю руку и щиплю ее за щеку, и... она не исчезает.
Почему, черт возьми, она не исчезает?
Потому что она настоящая, придурок. Очень настоящая.
Я не пьян и не сплю, пока Коул и Эйден сидят там в качестве демонов-хранителей.
Кимберли вздрагивает, прежде чем прошептать:
— Для чего это было?
Доказательство того, что я облажался.