Черный список
Шрифт:
– Кто осматривал вещи Доренко после ее убийства? – спросил я. Мне не давала покоя мысль о том, куда же ходила Ольга перед пресс-конференцией и откуда она принесла уродливый пакет, фиолетовый с желтыми ручками.
– Яковчик и я. А что?
– Ты не помнишь, была ли среди ее вещей пластиковая сумка, фиолетовая, желтые ручки, внутри что-то, по габаритам похожее на книгу. Книга, коробка конфет или печенья, небольшой сверток.
– Не помню. Кажется, не было.
– Где сейчас ее вещи?
– В номере Казальской. Довжук, когда переезжала, сложила все вещи убитой и перенесла вместе со своими. Хотите, чтобы я еще раз посмотрел?
– Хочу. Вернее, это ты сам должен хотеть, – тут же поправился я. Нельзя говорить «хочу»: это означало бы, что я согласился взять на себя функцию помощника-руководителя. А я еще не согласился. И не соглашусь ни за что. – Я тебе просто советую.
– Значит, вы уверены, что оба убийства между собой не связаны?
– Ни в чем я не уверен. В случае с Довжук есть три объяснения, в случае с Ольгой – только одно. Пока. Если убийства связаны, то убийцу надо искать среди женщин, которые могут получить пятьдесят тысяч долларов за лучшую женскую роль. Их всего было сколько?
– Шесть, – вздохнул Лисицын. – И с исчезновением тех, кто возглавляет список, шансы остальных увеличиваются. Премию-то все равно надо вручать.
– И кто у нас там остался?
– Остались четверо.
Он достал из кармана блокнот и заглянул в него.
– Первая – Регина Голетиани, литовка, замужем за грузином, семья очень обеспеченная, за пятьдесят тысяч долларов мараться вряд ли станет.
– А слава? Серега, для артиста слава дороже денег, потому что первая премия на фестивале обеспечивает кассовость будущих фильмов с его участием, а это – тоже деньги, прибыли, причем зачастую огромные. Кто следующий?
– Екатерина Иванникова, двадцать один год, заканчивает ВГИК. Знаете, такой ангелочек, глазки большие, зелененькие, волосы белокурые, голосок нежненький. Я таких больше всего боюсь.
– Почему?
– Потому что при нашей поганой жизни ангелом быть невозможно. Неоткуда взяться ангельскому нутру, условия не способствуют. Поэтому женщина, которая производит впечатление ангелочка, вызывает у меня ужас. Она мало того, что притворщица, так еще, скорее всего, и стерва первостатейная.
Я с любопытством глянул на Сергея. Надо же, в его-то годы – и уже такой печальный, но полезный опыт. Интересно было бы посмотреть на ту красавицу, которая так обошлась с симпатягой Лисицыным. О Кате Иванниковой я слышал от Риты, разумеется, только плохое, но это не было показателем. Еще не родился человек, о котором моя экс-супруга отзывалась бы хорошо. Среди того, что говорила Ритка, были и факты, свидетельствующие об абсолютной безнравственности молоденькой старлетки, о ее готовности «обслужить» в любой форме кого угодно, где угодно и когда угодно, лишь бы получить роль. Не знаю, в какой мере можно было верить этим рассказам, ну, с учетом особенностей характера Маргариты Мезенцевой, конечно, не на сто процентов, но вот на семьдесят или на двадцать – сказать трудно. В каком-то смысле Катя была полной противоположностью Алле Казальской: если Аллу ненавидели в основном женщины, которым она нагло и без всяких пристойных объяснений отказывала в работе, то Катю, как ни странно, ненавидели в основном мужики. Женщины относились к ее откровенному блядству совершенно равнодушно, считая ее дешевкой, не способной разрушить мало-мальски крепкие отношения. А вот мужчины таких сучек всегда ненавидят, потому что доступное, быстрое, дешевое и острое удовольствие является для них наркотиком, против которого они бессильны. Сама мысль о том, что можно в любую минуту поставить это белокурое создание на колени и заставить открыть рот, будоражит, греет самолюбие, воздействует на уровне подсознания на глубинное инстинктивное стремление любого мужика быть хозяином и повелевать женщиной. И попадая в зависимость от такой вот поблядушки, мы ненавидим ее за то, что не можем от нее отказаться. Мы ее презираем, порой она нам бывает просто отвратительна. Часто возникает желание убить ее и никогда больше не видеть. А отказаться не можем. Вот такие мы дураки.
Могла ли Катя Иванникова, двадцати одного года, образование незаконченное высшее, за плечами – около десятка довольно
Тут меня осенило.
– А список членов жюри у тебя есть?
Сергей открыл другую страницу в этом же блокноте и прочел мне список, состоявший из семи фамилий. Так и есть, из семи человек – три женщины плюс девственный Игорь Литвак, которого Катиным знаменитым минетом не проймешь. Даже если обработать привычным ей способом оставшихся троих мужчин, они не смогут обеспечить ей большинства голосов. Но в таком случае убийство становилось вполне реальным.
В списке номинантов на приз за лучшую женскую роль стояла и фамилия Сауле Ибрайбековой, которая к своим двадцати пяти годам имела кинематографический стаж лет в двадцать. Я помню, как двадцать лет назад, когда я еще учился в школе милиции в Караганде (в Московскую школу в те времена принимали только после армии, а в Карагандинскую можно было поступать сразу со школьной скамьи), на экранах гремел фильм «Маленькие взрослые», где пятилетняя Сауле, смуглая куколка с раскосыми глазами и изумительной красоты личиком, блистательно сыграла главную роль пятилетней же девочки, глазами которой в фильме показан чудовищный и нелепый мир взрослых, наполненный мелочным и ненужным враньем, плохо скрываемым лицемерием и рвущейся наружу злобой. С тех пор Сауле снимали все кому не лень, и в хороших картинах, и в слабых, а порой и просто в кошмарных. В девочке был от природы заложен талант актрисы, а бесконечные съемки шлифовали его, позволяя наращивать профессионализм. Для меня было очевидным, что из всех шести номинантов Сауле – самая талантливая, и на конкурсе актеров вообще она несомненно была бы на первом месте. Но здесь был конкурс ролей, причем ролей не всяких, а сыгранных в течение последнего года. К сожалению, роль, которую прекрасная москвичка казахского происхождения сыграла в своем последнем фильме, была далеко не самой удачной.
И завершала список претенденток на премию некая Марина Целяева, о которой почти ничего не было известно. Это была начинающая актриса, сыграла она совсем мало, в ее биографии были две проходные роли и одна плохонькая, но главная, за которую ее и представили к премии. Как она попала в список номинантов – одному богу известно, даже невооруженным глазом было видно, что она не смогла бы тягаться ни с крепкой профессионалкой Сауле Ибрайбековой, ни с несомненно талантливой и яркой актрисой Ольгой Доренко, ни даже с очаровательной стервочкой-потаскушкой Катюшей Иванниковой. И они, и Регина Голетиани, и погибшая Люся Довжук, при всех их недостатках, были опытными актрисами, в разной степени, но владели ремеслом и даже обладали мастерством и, опять же в разной степени, талантом. У Марины же Целяевой не было ничего: ни опыта, ни мастерства, ни таланта. Зато, наверное, у нее была толстая волосатая лапа, не столько мощная, сколько денежная, которая захотела купить своей девочке первую премию. А может, и не девочке, а главным образом себе: сделать девочку победительницей, а потом тешить себя тем, что имеет в любовницах кинозвезду. Не хуже, чем у них там, на Западе.
Итак, Марина Целяева. И эти разговоры о том, что Игорю Литваку кто-то предлагал большую взятку за то, чтобы не присуждать первую премию Ольге Доренко. И устранение двух главных претенденток на первое место. А исчезновение шкатулки с драгоценностями Казальской – не более чем примитивный камуфляж, чтобы отвлечь внимание от Люси Довжук. В списке актрис Марина была на последнем месте. В списке же подозреваемых она оказалась на первом.
Я посмотрел на часы и почувствовал угрызения совести. Уже половина девятого, а я расхаживаю по аллее с умным видом усталого комиссара Мегрэ, учу жизни молоденького сыщика и совершенно не думаю о том, что вон на той скамеечке меня терпеливо дожидается голодный ребенок, которого я выдернул ни свет ни заря из теплой постели.
– Сережа, где тут поблизости можно позавтракать?
– Пойдемте, я покажу.
Мы отправились куда-то в сторону базара, где Лисицын показал нам прелестное маленькое кафе, чистенькое и уютное, со столами, на которых красовались скатерти в бело-синюю клетку и вазочки с цветами. В воздухе витал запах свежей выпечки, ванили и только что смолотого кофе.
– Я вам очень советую, возьмите струдель, – сказал Лисицын, усаживаясь за столик вместе с нами. – Это что-то невероятное. Здесь работает знаменитый Эдик, и весь город ходит сюда именно за струделями.