Черный свет (сборник)
Шрифт:
— Номы ведь тоже дышим тем же воздухом и… не зеваем.
Против этой очевидности спорить не приходилось, и Юрий рассердился. Он посмотрел на воющего Шарика и вдруг закричал:
— Ты-то чего развылся? Тебе-то чего нужно?
Шарик недоуменно покосился на хозяина и уже набрал воздуха, чтобы завыть снова, но Юрий прикрикнул:
— А ну замолчи, тумус несчастный!
Что такое тумус на языке голубых людей, Шарик знал отлично. И поэтому обиделся — ни дураком, ни ненормальным он не хотел быть. Да и никогда не бывал. Поэтому он укоризненно посмотрел на Юрия, словно хотел сказать:
Конечно, в другое время и в другой обстановке Юрий понял бы этот укоризненный собачий взгляд, и ему, как и всякому хорошему человеку, стало бы стыдно перед собакой. Но сейчас Юрий был возбужден и деятелен. Происходило нечто невероятное, и ему приходилось думать за всех и решать за всех: Вася зевал, Шарик выл, а Ану явно растерялся. Поэтому он не обратил внимания на этот собачий укоризненный взгляд и крикнул:
— А ну марш на место! Не крутись под ногами!
Шарик покорно спрыгнул на пол, устроился рядом с крокодилом. Все это он сделал так, будто хотел сказать, что он очень обижен в самых лучших чувствах и если Юре захотелось сорвать на нем свою злость, так пусть он теперь пеняет на себя. Лично он, Шарик, никакого отношения к происходящему иметь не хочет. Его дело собачье: заставят — будет лаять.
Но Юрий уже не мог сдерживаться. Он откровенно рассердился на Васю и, собрав всю свою волю, закричал:
— А ну прекрати зевать! Нашел время!..
Вася как раз растянул рот в сладкой зевоте. И когда Юра закричал, он вздрогнул, возле уха у него что-то тихонечко хрустнуло, и некоторое время он смотрел на товарища, все еще не закрывая широко открытого рта. Потом закрыл рот и вполне внятно и спокойно сказал:
— Сам не пойму, что со мной случилось. — И тут же икнул — И спать… ик… не хочется… ик… А все равно… ик…
Вася примолк, словно прислушиваясь к самому себе, и поднял на Юрия растерянный взгляд. Посмотрел и беспомощно, обреченно икнул. Юрий взглянул в его глаза и вдруг резко ударил друга по плечу. Вася вздрогнул и прекратил икать.
— Ничего не понимаю, — сокрушался он. — Может, это оттого, что я когда-то замерзал? Может, у меня с нервами не все в порядке?
— Слушай, брось ты эти нервы, не думай о них! Тут такое дело…
— Да я и сам понимаю, но мне кажется…
Вася снова замолк, опять прислушиваясь к самому себе, словно ожидая, что он опять начнет или зевать, или икать. И это ужасно не понравилось Юрию.
— Слушай, ну прекрати! — взмолился он. — Тебе кажется, а мы врежемся в океанское дно.
— Нет, и в самом деле прошло, — облегченно вздохнул Вася. — Так вот, мне кажется, что Ану выключил всю аппаратуру машины.
— Послушайте, Вася… — возмущенно начал было Ану и стал приподниматься с сиденья.
— Нет, нет, это не нарочно. Просто, когда нас тряхнул черный свет, вы невольно провели рукой по пульту и разладили всю систему. Сами посмотрите.
И они посмотрели на пульт, на россыпь тумблеров, выключателей и кнопок. Они и в самом деле были включены и выключены в полном беспорядке.
Ану побурел — таким становилось его смуглое лицо, когда он
— Послушайте, а что это было? — спросил Вася.
И все поняли его, вспомнив жуткую черную стену, надвигавшуюся на них.
Юрий не совсем уверенно предположил:
— Может быть, цунами…
— Чего-чего?
— Цунами. Это когда в океане случается землетрясение или, можно сказать, моретрясение. Словом, когда в океане происходит извержение вулканов, по воде идет огромная и могучая волна. Японцы называют ее цунами. Она может смыть целые острова и даже города.
Ану покивал.
— Я слышал о цунами по радио. Это действительно жутко — полная тишина, и вдруг неизвестно почему и откуда взявшийся вал океанской воды.
— Особенно ночью.
— Да… И в самом деле похоже на черный свет. Видишь что-то черное, и в то же время оно как будто светится.
— Так это оно светится, — поморщился Юрий. — А черный свет сам освещает.
— М-да… Возможно, в этом разница.
— А ты можешь себе представить, какой на самом деле может быть черный свет? — спросил Вася.
Юрий ответил не сразу. Он вспомнил все, что он видел в прошлом, и твердо сказал:
— Могу. Это когда посмотришь на солнце, а потом вокруг. В глазах черным-черно, а в то же время все вокруг невероятное: трава не зеленая, а красная, вода не синяя, а радужная. Ну и все такое…
— Ну так это когда на солнце… И вообще довольно рассуждать. Нужно действовать. А то мы и в самом деле врежемся в океанское дно.
Внезапно машина остановилась и словно затанцевала на одном месте. По окнам, по ветровому стеклу, по прозрачной крыше быстро, извиваясь и переплетаясь, заскользили какие-то странные не то змеи, не то водоросли. На их жилых отростках то сужались, то раскрывались, как мелкие цветы, жадные, нервно вздрагивающие присоски.
— Осьминоги! — прошептал Вася.
— Или кальмары! — ответил ему тоже шепотом Юрий.
Опять стало жутко, и Юрий подумал, что Вася снова начнет икать и зевать. Но ничего подобного с ним не произошло.
Казалось, что машина запуталась в бесконечном скопище морских хищников. Они подплывали строем, ощупывали машину, заглядывали в стекла страшными, странными, круглыми, ничего не выражающими глазами и снова отплывали. А на их место становились другие. И каждый раз новые пришельцы были побольше ростом и щупальца у них были длиннее, а присоски на них мощнее.
Было в этом их медлительном, безмолвном скольжении нечто и отвратительное и в то же время смешное — такими важными и самоуверенными казались эти существа, так строго они соблюдали старшинство.
Но неожиданно кальмарья степенность исчезла. Они заметались и стали исчезать в слабо фосфоресцирующей массе воды. Машина вздрогнула. На нее легли огромные, толстые щупальца. Они охватили машину, их присоски накрепко впились в стекла. В ветровое стекло заглянули немигающие глаза, взгляд которых заставил людей невольно опасливо отодвинуться от ветрового стекла.