Черный свет
Шрифт:
Боб сел в постели. Слава богу, что в доме нет виски, иначе он не задумываясь схватил бы бутылку и пил бы, пил, погружаясь в умопомрачительную алкогольную пучину, откуда ему не вынырнуть. До чего же больно, не продохнуть.
Он поднялся – высокий, стройный, сильный мужчина, с лицом, не выражавшим почти ничего, уже с проседью в волосах, но еще не утративший природной способности двигаться бесшумно. Он так долго спал один. Теперь его постель согревает женщина, и он смотрит на нее, безмятежно спящую под простынями. Как она прекрасна. Кто бы мог подумать?
Он выскользнул в коридор, открыл дверь в комнату, где слышалось тихое посапывание дочери, и включил свет. ИКН4 лежала в кровати, свернувшись калачиком; ноздри крошечного носика едва заметно трепетали. Свет потревожил девочку, и она зашевелилась во сне. Это было прелестное маленькое существо с влажной от пота кожей. Глаза прикрыты
Ради этого стоило страдать, подумал Боб.
Неожиданно он почувствовал прилив храбрости. К нему вернулось спокойствие, и он, почти примирившись с обстоятельствами, осознал, что именно должен сделать.
Боб прошел по коридору до чердачного люка и потянул на себя вытяжной ремень. Крышка с глухим треском распахнулась, свесившись с потолка, деревянная лестница сползла вниз. Боб залез на чердак и включил свет. Чердак как чердак: беспорядочное нагромождение дорожных сундуков и чемоданов, вешалки со старой одеждой, связки фотографий. В основном это были вещи Джулии, но кое-что принадлежало и ему – пожитки, прибывшие из Блу-Ай в трейлере много лет назад, когда он решил окончательно порвать с оружием. Они занимали не так много места. Боб увидел старый брезентовый мешок с принадлежностями солдата морской пехоты, несколько пар одинаковых ботинок, вешалку со своей синей парадной формой, кожаную охотничью куртку со множеством пряжек и ремешков, несколько потрепанных чемоданов.
А вот и то, что он ищет. Старая коробка от обуви, перетянутая красной лентой. «„Бастер Браун“, полуботинки, размер: С7, цвет: темно-коричневый», – прочитал Боб на наклейке. В далеких пятидесятых он хранил в этой коробке свои выходные туфли. Сквозь слой пыли проглядывала витиеватая надпись, сделанная рукой матери: «Вещи отца».
Боб дернул за ленточку, которая лопнула от его слабого рывка и выпустила на волю призраки прошлого. В воздухе, словно облачко далеких воспоминаний, закружились пылинки. Боб осторожно снял крышку и, опустившись на колени, как был, в одних трусах, стал перебирать и рассматривать при желтом свете сложенные предметы.
Это было все, что осталось от Эрла Ли Свэггера, солдата Корпуса морской пехоты США, сотрудника полиции штата Арканзас, погибшего при исполнении служебного долга 23 июля 1955 года. Взгляд Боба упал на старые бурые фотографии, отпечатанные на жесткой блеклой бумаге. Он взял их в руки и почувствовал, как его обволакивает та непривычная атмосфера, окружавшая маленького деревенского мальчика с пухлыми щечками. В его чертах еще только проглядывали знакомые контуры, которые позже обретет лицо отца. В этом буром мире были фермерский дом, решетка для вьющихся растений, сухопарый мужчина в соломенной шляпе, вырядившийся, несмотря на палящее солнце, в костюм-тройку с накрахмаленной рубашкой и галстуком-бабочкой. Должно быть, этот мужчина с лицом, будто высеченным из гранита, был отец мальчика, то есть его, Боба, дед. На груди у него сияла круглая звезда – эмблема шерифа. Боб также заметил на нем широкий ремень, утыканный патронами, и кобуру, из которой торчала изогнутая рукоятка кольта. Рядом стояла бабушка, угрюмая женщина в бесформенном платье, наверное никогда не улыбавшаяся. Боб перевернул фотографию. «1920, Блу-Ай, Арк.», – прочитал он надпись, сделанную чернилами, которые выцвели от времени. Эта же троица в разных комбинациях – иногда вместе, иногда по двое или по одному – встречалась и на других снимках. А земля не очень-то хорошо кормила их, отметил Боб. На последнем снимке был запечатлен Эрл в возрасте двадцати четырех – двадцати пяти лет, в оливково-серой форме морского пехотинца с тугим воротничком. Стройный, подтянутый, горделивый, с тремя сержантскими нашивками на плече и сияющей офицерской портупеей, перетягивающей широкую грудь. Он поступил в Корпус морской пехоты в 1930 году, двадцатилетним, и довольно быстро дослужился до офицерского звания. Перевернув фотографию, Боб увидел каллиграфический почерк бабушки: «Эрл дома во время отпуска, 1934 г.». С прилизанными волосами, он смотрелся настоящим франтом на фоне белых стен.
Под фотографиями лежали награды, целая коллекция: знаки
Он подержал медаль в ладони, надеясь почувствовать что-нибудь. Никаких ощущений. Кусок металла, побрякушка. У него самого есть медали. Он знает, что испытывает солдат, глядя на свои награды. Отчужденность. Смотрит на них и думает: «Ну и что?» Они так мало объясняют, не имеют никакого отношения к действительности и не передают истинного смысла понятий, которые символизируют.
Приказ о награждении тоже лежал в коробке, датированный 10 декабря 1945 года, отпечатанный на бланке военно-морского министерства – на красивой плотной бумаге с узором, от которой за версту несло показухой. Такой вычурной писульке висеть бы в кабинете зубного врача.
Боб стал читать приказ. Он не мог сказать точно, читал он его прежде или только слышал в пересказе других людей. Отец никогда не говорил о войне.
«21 февраля 1945 года подразделение роты „Е“ 2-го батальона 9-го полка в составе 3-й дивизии морской пехоты под командованием помощника командира взвода сержанта Свэггера попало под интенсивный перекрестный обстрел пулеметов противника в районе хребта Чарли-Дог-ридж, расположенного в глубине острова на расстоянии двух миль от плацдарма Бич-Ред 2. Все огнеметчики были убиты или ранены. Сержант Свэггер повел свой отряд в обход, но только ему удалось достичь подножия хребта в боеспособном состоянии, остальные солдаты были убиты или ранены. Сержант Свэггер, сам получивший три ранения, подобрался с тыла к первой огневой точке и расстрелял из автомата всех находившихся там солдат неприятеля. Таким же образом, перекатываясь через бруствер и поливая противника огнем, он заставил замолчать еще две огневые точки на линии обороны неприятеля. Когда он добрался до третьей огневой точки, у него заклинило автомат, и он убил двух солдат противника прикладом. Продвигаясь к последнему рубежу обороны противника, бетонному бункеру, сержант Свэггер обнаружил, что у него кончились боеприпасы. Он вернулся на только что уничтоженную им огневую точку и забрал оружие противника, прихватив также несколько гранат. Распахнув стальную дверь, он ворвался в бункер и уложил из ручного пулемета еще тринадцать солдат неприятеля.
Вся операция длилась семь минут, и за это время сержант Свэггер убил более сорока солдат неприятеля и сам был пять раз ранен. Своими отважными действиями он спас жизни тридцати солдат своего подразделения. За беспримерное мужество и наивысшее чувство долга, проявленные в сражении с врагом, сержант Свэггер награждается Почетной медалью Конгресса».
В свое время Бобу попадался на глаза снимок, которого сейчас он не обнаружил. Боб вспомнил пожелтевший, высохший газетный листок – тот буквально крошился в руках. На нем была запечатлена церемония награждения. Отец, молодой, подтянутый, с мужественным лицом, в парадной синей форме, стоит перед человеком в очках с простецким лицом уроженца штата Миссури – президентом Соединенных Штатов Америки, который надевает ему на шею ленту. Ну и что? Торжественные церемонии придуманы для кого угодно, но только не для его отца – тот всегда действовал исходя из собственных убеждений и чувств, которыми ни с кем не делился.
Боб положил медаль обратно. Он знаком с войной не понаслышке и знает, что описание подвига отца – это в лучшем случае бесстрастное, упорядоченное изложение голых фактов. Здесь ничего не сказано о том, что он чувствовал, наблюдая, как под очередями его автомата, изрыгающего пули сорок пятого калибра, разлетаются на части японцы. В воздухе висел запах серы, свинца и дыма; со всех сторон стреляли минометы. Опустошение, грязь, мерзость, копоть, вулканическая почва Иводзимы, сотни царапин, порезов, ссадин, оттого что постоянно приходится передвигаться по-пластунски, неописуемый ужас, жажда крови, наслаждение, удовлетворение при виде расколотых вражеских голов, оторванных рук и ног, страх, что автомат даст осечку, – все это и многое другое не отражено в приказе о награждении.