Черный свет
Шрифт:
– Что переживаешь, что их жизнь на твоей совести?
– Миненко напрягся.
– Не переживаю. У них своя дорога. Они-то думали, что Русь пала, коль фашисты здесь командуют. А у меня своя дорога. Двадцать семь лет отдал службе Родине и не жалею. Пропадет Россия, пропадем мы все. Пропадут русские. Ну, а полицаи... Они и при немцах были, и сейчас будут. Значит, родители не все им объяснили в детстве, что не надо ради куска хлеба предавать своих, продавать Родину. Не объяснили родители им, что есть такое слово как "честь". Правда "честь" нынче не в чести. Ничего. Другим наука. Не стоит им служить.
– А, может, сам пойдешь? По заданию, как внедрение?
– Миненко пытливо смотрел на Петровича, на том лица не была, как обухом топора по лбу ударили - Лучше, чем мальчишки глупые будут подставляться, ты пойдешь, и мы будем знать про замыслы противника. Как смотришь?
– Нет.
– Петрович был непреклонен - Не смогу я вражью форму нацепить, чтобы люди, с которыми я прожил не один год, от меня отвернулись, чтобы в спину плевали, а то, может, кто "красного петуха" мне в дом запустит. Нет. Тут я вам не помощник.
– А можешь верных людей подыскать? Чтобы они сами пошли, но служили нам, даже не нам, а Родине? А?
– Я посмотрю. Есть у меня пара людей. Только где гарантии, что после Победы их не повесят? Не посадят как пособников?
– А где гарантия, что мы все не погибнем? И будет ли победа за нами?
– я вмешался в спор.
– Командир, ты какую-то фигню говоришь!
– Миненко вспылил.
– Я очень реально смотрю на вещи. У нас пока мало сил чтобы победить. Думаю, что после сегодняшней атаки начнутся акции устрашения. И вот тогда, многие отвернутся от нас. Многие предадут.
Мы еще немного поговорили, и отправились спать. Но сна не было. Ворочались с боку на бок. Каждый несколько раз вставал, пил воду, курил. Мысли ворочались огромными тяжелыми булыжниками в голове. Много мыслей, много прогнозов, но мало информации.
И много мыслей было о семье. Как они там? А может их схватили, пытают? Что же я наделал? Хотелось все бросить, позвонить им, но понимаю, что телефон их прослушивается, или в нашей квартире сидит засада, ждут меня или посланца от меня. Эх, что происходит!!! Как выбраться из этого?! Есть у Юрия Визбора шутливая песня, но с глубоким смыслом "Мама, я хочу домой!" Вот она-то сейчас как ничто иное подходит для меня. "Мама, я хочу домой!"
7.
На следующий день мы распрощались с гостеприимным Захаровым и выехали.
И поехали проселочными дорогами, старательно обходя большие автодороги. Там-то сейчас стоят блок-посты, проверяя все машины.
Местные радиостанции болтали про вчерашний бой. На многих была плохо скрывая радость, иные же наоборот гоняли траурную музыку. Видимо все зависело, кто являлся хозяином радиостанции. Мол, убили кормильцев-защитников.
Те, кто крутил веселую музыку, прямо говорили в прямой эфир, передавая дорожную обстановку, предупреждая водителей об автомобильных пробках и авариях, где расположены вражеские блок-посты. Причем расклад давали подробный, что, мол, там расположены чисто американские посты, а там - наши, полицейские, милицейские и сколько стоит проехать через эти посты. Американцы не берут взяток, за то наши полицейские, бывшие милицейские - за милую душу.
Но все равно. Чтобы не искушать судьбу, нам удавалось уклоняться от встречи с ними.
Проколесив несколько часов, хотя в нормальное время могли проскочить за час по прямой.
– Вот и приехали.--мы остановились возле деревни. Миненко выключил двигатель, вы шли из машины, разминая спины. Закурили, прислушались.
– ---- Тихо. Обычные деревенские звуки. Такие обычные, что как будто нет войны.
– Люди живут нормальной жизнью, стараются жить, стараются выжить.
– И их за это не стоит винить. Начнем с церкви?
– я внимательно осматривал деревню, не было видно перемещений войск противника.
– Она же вроде как закрыта.
– Ну, батюшка-то живет где-то рядом.
– Я бы рядом высадил парочку агентов, чтобы фиксировать контакты смутьяна, чтобы выйти ан подполье.
– Миненко был задумчив.
– Тогда пришлось бы в каждой деревне иметь такое количество агентов.
– Так оно и было, когда Бисмарк оккупировал Францию, заранее тайная полиция прошлась по всей Франции и знала точно, где брод, в каком дворе, сколько скотины и какой доход у каждого крестьянина. Потом они приходили и забирали пятьдесят процентов от имущества. В виде контрибуции. Отбирали не все, а лишь половину.
– Да, ну, каждый двор обсчитали?
– я удивился.
– Именно каждый двор.
– подтвердил Иван - А когда немцы в 1941 году стали наступать, то у них на карте были обозначены даже сухие деревья, которые могли попасться на пути прохождения колонны.
– М-да, что обозначено на наших картах я знаю не понаслышке. Ну, что будем ждать, когда поп сам к нам придет, или пойдем к нему?
– Можно ночи дождаться...
– Можно, только это будет более подозрительно. А так, двое пропыленных придурков заблудились, вот и спрашивают дорогу. Я спрашиваю, а держишь машину в горячем состоянии, если начнется чего-то, то я прыгаю, и рвем. Ну, а если вдруг я завалюсь, то ты вырвешься и сумеешь организовать мое освобождение. Так пойдет?
– Так пойдет.
– Миненко был мрачен.
– А что тебе не нравится?
– Я привык действовать обдуманно, подстраховываясь, а не так как ты - " с колес". Ситуацию надо "прокачать". Авантюрист, ты полковник.
– Знать сколько в каждом дворе коров и агентов?
– я усмехнулся.
– Примерно так. Вон, Твой Захаров полностью знает расклад по своей деревне. Не мешало бы иметь еще одного, чтобы сравнивать полученную информацию.
– Пока будем разведчиков выставлять, вербовать, то война нашим полным поражением закончится. Мы с тобой будем знать, что страна полностью уничтожена. Поехали.
– я отбросил окурок, уселся в машину, резко хлопнул дверью.