Чёрный свет
Шрифт:
— Вот и познавай. А само по себе ничто не узнается. А я лично о том, чего не знаю, теперь не сужу, но, думая обо всем, что я услышал и увидел, мне кажется: то, что ты рассказывал о себе, вполне вероятно.
— И все-таки, все-таки все эти превращения времени не очень понятны, — вздохнул Юрий.
— Ну и что, мало ли чего еще не знают люди? Узнают! И если ты даже убедишься, что машины времени не может быть, это тоже хорошо. Полезно! — сказал Ану.
— Что же тут хорошего, а тем более полезного?
— А то, что ты убедишься в ошибке, докажешь ее и ни ты, ни другие не будут потом тратить на нее время. А время, сам видишь, самое главное в жизни.
— Значит, вы думаете, что мой Тузик все еще лежит замороженный вот в такой тундре и ждет, когда его разморозят?
— А почему бы и нет, что этому мешает? Жил мамонт, попал в беду, морозы его заморозили целенького, а потом при хорошем стечении обстоятельств он разморозился и ожил. Что здесь особенного? Ведь вам же объяснили, что в некоей прошлой или будущей цивилизации — теперь нам с вами в этом трудно разобраться — замораживаются, а потом возвращаются к жизни не только мамонты, но и люди. Сами ведь слышали… Да, уважаемые мои командиры, совершенно ясно пока что одно — знаем мы страшно мало. — Ану вздохнул и предложил: — Ну что ж, не будем терять времени — нужно взлетать.
Странно было слушать этого прожившего более двухсот лет человека иной цивилизации. Уж если он жаловался, что мало знает и мало видит, так что же говорить им? Ребята только вздохнули и переглянулись.
В легких сумерках все еще длинного полярного вечера машина поднялась в воздух и помчалась к юго-западу. Чем дольше они летели, тем быстрее сгущались сумерки. И вскоре внизу и по сторонам замелькали огоньки неведомых поселков и городков, словно проклюнувшиеся среди темной массы тайги, могучих рек и высоких гор. Потом пошли степи, потом снова леса и горы. И казалось, что никогда не закончится этот стремительный и бесшумный полет над огромной землей.
II
Но все приходит к концу. Пришел к концу и этот полет. Неподалеку от того самого карьера, в который было так приятно скатываться с кручи вместе с потоками белейшего песка, они встретили грозовой фронт. Он шел с юго-востока — темная, клубящаяся стена, беспрерывно подсвечиваемая злыми торопливыми молниями. Они обогнали его сверху, нырнули вниз и тихонько, незаметно и скромненько приземлились у самого входа в оставленный ребятами корабль.
Ану нервно позевывал. Руки у него вздрагивали, и почему-то стало дергаться левое веко. Ребята и видели и не видели все это. В тот момент они не могли понять, почему волнуется Ану перед встречей с незнакомой жизнью. Ведь сами-то они ждали встречи с хорошо знакомой им жизнью и тоже волновались. Как-никак, а им могло достаться от родителей.
Не спеша они вышли из машины и взглянули в темное предрассветное небо, на котором лучились тусклые звезды. Сама гроза полыхала зарницами где-то еще очень далеко.
— Что же будем делать? — спросил Ану, осматриваясь по сторонам. Он вздрагивал от приречного холодка и потирал голые коленки.
— Дождемся рассвета и полетим заявить о своем прибытии.
— А зачем ждать — можно лететь и сейчас, — предложил Вася. — Время и еще раз время!
— Нет, пожалуй, нам все ж таки лучше подождать, — сказал Ану. — Больше того, мне кажется, что вам вначале стоит прийти в город одним, без меня и без машины, и рассказать о том, что произошло.
— Так нам и поверят, — усмехнулся Юрий.
— Вот если не поверят, тогда вы пришлете Шарика, и я прилечу сам.
— Мне непонятно, — сказал Вася, — зачем это нужно? Лучше уж все сразу и все честно.
— Так кажется на первый взгляд. А если я просто побаиваюсь? — спросил Ану. — Если мне нужно успокоиться, привести себя в порядок?
Ребята не поняли Ану и недоверчиво переглянулись. Это рассердило Ану:
— Неужели вы не можете понять — я волнуюсь перед встречей с вашими людьми! Ведь я столько лет был, в сущности, один. И потом… Потом мне просто неудобно являться в таком виде. — Он похлопал себя по голым ногам. — И наконец, подумайте о тех, кто лежит сейчас в состоянии обезвоженного анабиоза. Вы открыли двери в корабль, пропустили в него воздух. Вы уверены, что бактерии и вирусы не проникли в камеры повышенной защиты — ведь корабль пролежал миллионы лет? Опускался вместе с сушей на дно морское, его заносило песком, и он снова поднимался. Так неужели вы не можете предположить, что металл, даже уплотненный во время путешествия в Черном мешке, претерпел кое-какие изменения? Это значит, что те, кто столько времени ждет воскрешения, подвергаются новой смертельной опасности! А ведь если вы подумаете, кроме меня, хоть немного разбирающегося в системе подобных кораблей, вернее, способного разобраться в них, никто не сможет им помочь.
Этот довод Ану оказался таким убедительным, что ребята совсем примолкли. О тех, кто лежал в корабле и ждал решения своей участи, и в самом деле они не подумали. А подумать стоило. Они сразу вспомнили ту согбенную фигуру у пульта управления, которая рассыпалась при одном только дуновении свежего ветерка, при одном только вздрагивании пола под ногами ребят.
— А если я сейчас же, не теряя времени, начну изучение корабля, принципов возвращения из обезвоженного анабиоза и если у меня получится что-нибудь, мы возвратим людей к жизни. Мне не нужно говорить, что получит ваша цивилизация от возвращения к жизни специалистов целого космического корабля. Таких знаний, какие есть у них, нет во всех академиях вашей планеты, а возможно, и всей Галактики. Вот почему я считало, что вам нужно делать свои дела, а мне — свои.
III
Как это ни печально, а Ану все-таки прав: следовало действовать, и действовать быстро и продуманно.
Ребята попрощались с Ану и стали карабкаться по склону карьера. За ними понуро брел Шарик, то и дело оглядываясь назад, за Шариком поковылял было и крокодил, но Ану остановил его.
— Не следует сразу выдавать то, что произошло. А крокодил вызовет лишний интерес у тех, кому до поры до времени не нужно знать ничего.
И ребята ради сохранения тайны оставили крокодила вместе с Ану, а сами собрали пожитки, взвалили их на себя и поплелись домой.
Неожиданно Вася остановился и решительно сказал:
— Как хотите, а черную орхидею я возьму с собой.
Он вернулся к машине и взял цветок…
Даже в лесной таинственной и тревожной темноте этот необыкновенный цветок светился необыкновенно теплым, ласкающим светом и потому, должно быть, на душе мальчиков стало спокойней.
Светало. Посверкивала зарницами приближающаяся гроза, и поэтому в лесу было тихо и жутко. Ребята прибавили шаг.
Было уже светло, когда они добрались до опушки и увидели свой городок — мирный, тихий, с редкими столбиками дымков, со снующими автомашинами и автобусами.
— А где же наши грибы? — невесело пошутил Юрий.
— Придется что-нибудь придумать.
— Придумаем, а потом?
— А что ж потом? Ведь здесь корабль и Ану; что и кто нам может сказать?
— Все равно. Неприятно возвращаться после таких приключений и сразу начинать врать.
— Ну, а если ты сразу расскажешь то, что произошло, тебе поверят? Так что иди и придумывай, почему мы не нашли грибов.
Они расстались у Васиного дома, договорившись встретиться часов в десять, чтобы сразу идти в милицию и сообщить о своих необыкновенных находках.