Черный треугольник. Станция назначения - Харьков
Шрифт:
– Живой?
– Живой, – покорно подтвердил я и в доказательство сказанного взял у нее чемодан.
– Странно, – сказала Ида, продолжая изучать меня через стеклышки пенсне. – Мы тебя давно считали мертвым.
– Знаю.
– Говорили, что тебя расстреляли махновцы…
– Знаю.
– …и что ты перед смертью пел «Интернационал».
– Слышал.
– Выходит, врали?
– Получается, что так.
– Чудеса, – раздумчиво сказала она и добавила: –
– Я тоже.
Все до мелочей напоминало первую встречу с Зигмундом. Теперь нам лишь оставалось поцеловаться. Но тут выяснилось, что «кто-то» несколько преувеличивал.
– Целоваться? Зачем? – удивилась Ида и сказала Машке: – Поздоровайся с дядей Леней.
Машка, выглядывавшая из-за спины матери, неуверенно протянула мне свою костлявую лапку:
– Здрасте…
– Здравствуй, Мария Зигмундовна. С приездом.
Машка была польщена.
– А чего мы, собственно говоря, стоим?
Я пожал плечами:
– Ты же никак не хочешь поверить, что я жив.
– Уже поверила. Почти поверила…
– Тогда пошли.
Когда мы подошли к извозчичьей бирже, Ида замедлила шаг, словно припоминая что-то, и рассеянно спросила:
– Да, кстати, а где Зигмунд? – Она вновь надела на нос пенсне и внимательно оглядела меня с ног до головы, словно рассчитывая обнаружить своего мужа в одном из карманов моего френча или галифе. – Так где же он? – недоумевающе повторила она.
– Уехал.
– Куда?
– В Орел.
– Но я же отправила телеграмму.
– Если бы ты догадалась это сделать на день раньше, тебя бы встречал не я, а он.
– Понимаешь, все получилось…
– …Экспромтом, – закончил я.
– Да, а как ты догадался? – удивилась она и тут же рассмеялась: – Знаешь, какую подпольную кличку мне дали в Ревеле?
– Понятия не имею.
– Экспромт.
– Видимо, ты успела себя там соответствующим образом зарекомендовать.
– С самой лучшей стороны, – заверила меня Ида и спросила: – Так куда ты собираешься нас везти?
– Ты же знаешь, что я не любитель экспромтов.
– Во 2-й Дом Советов?
– Совершенно верно, туда. В тот самый номер, в котором ты оставила Зигмунда, отправляясь в Ревель. Никаких экспромтов.
В «Метрополь» мы приехали в начале одиннадцатого. Как раз в это время агент первого разряда Московского уголовного розыска Прозоров, прикомандированный к бригаде «Мобиль» Центророзыска республики, сидя в кабинете Борина, писал на мое имя объяснение:
«Когда мы подходили к расположенному у Покровских ворот Салону искусств, подследственный Перхотин неожиданно напал на меня, пытаясь обезоружить, а когда это ему не удалось, кинулся бежать вдоль правой стороны Белгородского проезда в направлении интендантского вещевого склада. После оклика «Стой!», а затем «Стой, стрелять буду!» мною, в соответствии с инструкцией, было применено оружие, в результате чего гражданин Перхотин, по уголовной кличке Кустарь, был убит…»
III
Прозоров своим обычным бесцветным голосом, почти дословно, пересказывал мне объяснительную записку:
– Когда мы подошли к Салону искусств, Перхотин, схватив меня за кисть правой руки, пытался обезоружить. Я вырвал руку и отбросил его ударом в челюсть. Он, как мне показалось, опять хотел на меня кинуться, но затем, верно, раздумал и бросился бежать вдоль правой стороны Белгородского проезда, мимо булочной, к интендантскому вещевому складу…
По мере его рассказа во мне нарастало глухое раздражение, которое я никак не мог приглушить.
– Вы уже об этом писали в своем объяснении.
– Да, – подтвердил он и попросил у меня разрешения закурить.
– Курите.
Прозоров достал из нагрудного кармана френча мятую папиросу, чиркнул зубчатым колесиком пузатой зажигалки, прикурил, глубоко затянулся.
– А теперь давайте разберемся.
– Да в чем тут разбираться, товарищ Косачевский? И так все ясно.
– Хочу кое-что уточнить.
– Слушаю.
– Когда Перхотин побежал по Белгородскому проезду, вы пытались его преследовать?
– Простите? – сказал он.
– Вы бежали за Перхотиным и стреляли в него на бегу?
– Нет, не бежал я за ним. Смысла бежать за ним не было, скрылся бы он.
– Значит, стреляли стоя?
– Стоя.
– С того самого места, где он на вас напал?
– Вроде.
– Вроде или с того самого?
– С того самого.
– Покажите мне это место на плане.
Он взял у меня лист бумаги с тщательно вычерченным Суховым планом места происшествия и поставил карандашом маленький крестик.
– Вот здесь он на меня напал, у этого дерева. Отсюда я и стрелял.
– Сколько было произведено выстрелов?
– Четыре.
– Один вверх и три в убегающего?
– Так точно.
– Когда вы в первый раз выстрелили в Перхотина, где он находился? Покажите на алане.
– Вот здесь, у этого дома с мезонином. Я еще опасался, что он забежит во двор.
– Понятно. Вы куда целились?
– В ноги. Но тут дело такое – лишь бы не промазать. А уж куда попадешь…