Черный трибунал
Шрифт:
— Спасибо, Андрюша, — сказал Костров унылым голосом. — Вот уж не думал, что ты зайдешь. — Он шмыгнул носом.
— Дядя Ваня, вы не волнуйтесь. У вас уже все в порядке. Врачи...
Костров подтянул простыню до самого рта.
— Прости, Андрюша. Я мало в такое верю...
— Во что? — не сразу понял Андрей.
— В то, что теперь все в порядке. Наоборот. Тогда мне повезло, а теперь добьют в любой момент. Я ведь свидетель. Поверь, принимаю лекарство, а сам боюсь — вдруг что подсыпали?
— Вы уж совсем, дядя Ваня... Все-таки мы еще не в Италии...
Костров
— Зато мафия у нас покруче ихней...
Костров вдруг встрепенулся, глаза его блеснули.
— Постой, тебе, наверное, наговорили, что я тронулся, а ты поверил? Так?
— Что вы, дядя Ваня, — смутился Андрей.
— Они всем это говорят, — утвердил Костров, не обращая внимания на оправдание. — И правда, если хочешь знать: я трухнул. Да еще как! И что с того? Чтобы в меня стреляли — я не приучен. Это дело малоприятное, Андрюша. И вот теперь боюсь, чтобы такое не повторилось.
— Больше вас никто не тронет.
— Не надо, Андрюша. Я видел его глаза. На морде черный чулок, в прорези зрачки блестят. Как у зверя. Клянусь, такой вернется...
— Это у вас нервное. — Андрей положил ладонь на костлявое плечо Кострова.
Тот посмотрел пристально и спросил:
—Ты все еще мне не веришь? Считаешь, что я со страху?
— Ну, не совсем...
— Значит, считаешь, — подвел итог Костров. — И зря. Им твой отец мешал. Вот они его и выбили...
— Кто — они?
Костров нервно шевельнулся под простыней и замолчал, прикрыв глаза. Тогда Андрей повторил вопрос, изменив его форму.
— Почему вы думаете, что охотились именно за отцом? В милиции считают, что произошла ошибка.
— А ты больше верь, что скажут в милиции, — проговорил Костров из-под простыни. И замолчал испуганно.
— Ну? — подтолкнул его Андрей.
— Вот те и ну. Они говорят не то, что случается, а как им самим удобно.
— Почему вы так думаете, дядя Ваня?
— Причины имеются. Был ведь у меня следователь. Протокол составил. Ушей он, конечно, не затыкал, но смотрел через меня на стену, как сквозь стекло.
— И все же это не доказывает, что охота шла именно за отцом.
— Не веришь, — обиженно утвердил Костров. Он взял с тумбочки стакан с компотом и стал пить. Острый кадык на худой шее судорожно дергался: вверх-вниз, вверх-вниз. Напившись, поставил стакан, рукой отер губы.
— Верю, что вы так чувствуете, — примирительно успокоил его Андрей. — Но нужны факты. А у нас их нет. — Он специально сказал «у нас», чтобы еще больше не обижать собеседника.
— Есть, — вдруг сказал Костров и, словно обессилев, откинулся на подушку, закрыл глаза.
— Вы об этом рассказали следователю?
— Нет.
— Почему?
— Потому как сам узнал об этом позже.
— От кого, дядя Ваня?
— Лучше не спрашивай, Андрюша. — Минутное оживление Кострова вновь погасло, он помрачнел, глаза посуровели, губы поджались. — Не скажу. Ты вот уедешь, тебе-то что...
— Я не из простого любопытства, — сказал Андрей. — Хотел бы сам разобраться с этой сволочью. Чтобы не ползала по земле.
Костров
— Не горячись, не стоит. Что можешь сделать ты этой погани? С ней даже милиция сладить не в состоянии.
— Милиция не может, а я найду, как это сделать. Важно знать — кому врезать...
— Нет, Андрюша, в этом я тебе не помощник.
Андрей встал. Расправил плечи, поддернул брюки.
— Как говорят, дядя Ваня, пора и честь знать. Выздоравливайте, я пойду.
— Ты чего сразу так? — В голосе Кострова слышалось беспокойство. — Обиделся, что ли?
— Нет, дядя Ваня, я не обиделся. Мне просто вас жаль. Продолжайте бояться. Это нетрудно. Натянуть простынку до глаз и выжидать — не случится ли чего. А если в самом деле случится? Вы сказали, что вас могут убрать как свидетеля. Но это имеет смысл, когда хотят заткнуть рот. Выходит, вам нет резона таить в себе то, что кому-то выгодно скрыть. А, да ладно, вроде я вас опять уговариваю. Пойду...
Костров нервно дернулся под простыней.
— Присядь.
Андрей неохотно опустился на стул. Костров поерзал под простыней и вдруг, впервые за все это время, присел на кровати. Подтянул подушку вверх к спинке и привалился к ней.
— Наверное, ты прав. — Голос его нервно срывался. Он опять облизал губы. — Сказать тебе я обязан...
Андрей молчал, сосредоточенно разглядывая ногти левой руки.
— Только не думай, что за себя боялся. Все куда сложнее. Да, я видел, как стреляли в твоего отца. Видел глаза того... убийцы... Но, клянусь, сам узнал о сути дела только вчера...
— Как так? — удивился Андрей.
— Брат у меня, Михаил. — Признание давалось Кострову непросто. — Брат у меня. Он рассказал.
— Что именно, дядя Ваня?
— Все, до подробностей.
Костров сполз на кровать, улегся, поправил подушку и натянул до подбородка простыню.
— Все, Андрюша, не могу. Не имею права. Я тебе дам адрес Миши. Съездишь к нему. Он все сам расскажет...
25 апреля. Четверг. г. Придонск
«Железка» — так в Придонске именовали автомобильный рынок, тем самым отличая его от «толчка», где торговали промышленными товарами, от просто «базара», который специализировался на продукции сельского хозяйства, и от «вернисажа», где продавались поделки художников, резчиков по кости и дереву, скульпторов, ювелиров; где собирались любители контрабанды, привезенной сюда из неведомого оттуда и предназначенной для переброски отсюда в неведомое туда.
Серый пустырь, на котором еще в советское время собирались заложить новый рабочий микрорайон, демократическая власть обратила в арену предпринимательства и отдала землю в распоряжение перекупщиков, спекулянтов, мошенников, рэкетиров.
По воскресеньям весь дальний Кавказ слетался на «железку» на крыльях огромных денег и, поживившись за русский счет, уезжал назад на новых «колесах». В остальные дни правили порядок на «железке» местные рэкетиры, которых придонцы именовали «ракетчиками».