Чёрный властелин
Шрифт:
– Да, мой оружейник.
– Отлично, ко мне его. Ещё: соберите и рассортируйте оружие говнюков.
– Кого?
– Арабов. А как их ещё называть после этого запаха?
Берхан хмыкнул:
– Будет исполнено, принц.
– Вот и отлично, а я пока посмотрю, сможет ли кто-то здесь встать в наши ряды.
– Сможем, рас! – Этот голос с совсем другой скамьи тоже оказался для меня неожиданностью.
– И эфиопы есть. И сколько здесь вас, моих подданных?
– Две дюжины с половиной, рас. Только мы подданные разных негусов, а двое даже под султаном были.
Юморист. А это радует, значит, дух
– Мои вы подданные, мои. Я – сын самого негуса нагаста.
Русича и говорливого эфиопа я собирался расковать собственноручно, просто снеся крепление их цепи своей царской кувалдой. Но был остановлен их воплями – оказывается, таким образом я бы им ноги поломал. Затем в трюм спустился спецназовец-оружейник. Повторив мои мысли по поводу запаха в трюме, он забрал у меня кувалду и показал, как правильно отмыкать кандалы – ключами, снятыми с надсмотрщиков. После чего занялся прочими эфиопами и русичами, которых по моему требованию указали первые освобождённые. Я же позвал этих двоих за собой наверх, посчитав их лидерами соответствующих этнических групп среди рабов.
Оба страдальца, оказалось, понимали по-арабски. Что радовало, так как позволяло не светить знание «иноземного» русского языка лишний раз. Кстати, с русским было несколько неясно – я и церковнославянский не скажу что свободно понимал, а тут должен быть натуральный, беспощадный древнерусский. Никак автопереводчик снова включился и пашет на базе русского и украинского? Впрочем, не до этого сейчас. Дав освобождённым рабам окунуться в воду, спустив их за борт, пока запах несколько не спал (сколько же лет без мытья! да и самому нюхать их смрад тошно было), я завёл с ними разговор.
– Ну что, полегчало?
– Полегчало, рас, – ответил эфиоп. – Но мы здесь не для разговоров о нашей тяжкой доле. Что тебе нужно от нас?
– Для начала, среди гребцов есть кто-то, кто сможет управлять галерой?
– Рас, ты шутишь? Я, конечно, благодарен за освобождение, но…
– Я смогу. – Русич перебил эфиопа. – Я с детства на море. В своё время ладьи водил. Сейчас, правда, рабом, но всё равно на море. Ну а здешние воды за столько времени грех не выучить.
– Понятно. Тогда план такой: нужно эту самую галеру ввести в бухту и причалить.
– Сейчас?
– С рассветом.
– Потопят, – вклинился эфиоп.
– Не должны. Бухта небольшая – успеем на берег выброситься. Но пока дойдём, галеру потреплют, – возразил русич, на что я ухмыльнулся.
– Им не до этого будет.
– Штурм?
– Увидишь. Так вот, от вас мне нужна организация гребли и управление судном. Справитесь – награжу.
– Свободой? – скептически спросил эфиоп.
– Это я вам и так дарю. А за помощь – отдельно. Могу деньгами, могу на службу взять… Кстати, среди гребцов дураки есть? Которых не следует освобождать?
– Уже нет. За своих я ручаюсь.
– Я тоже, – добавил русич. – Бешеных твои люди уже порубали.
– Вот и отлично. Сейчас помоем палубу, и отправлю вас организовывать гребцов.
– Э-э… рас… – встрепенулся освобождённый негр.
– Что?
– Не стоит гребную палубу мыть.
– Не понял.
– Там стока нет. Нальёшь воды – будем грести в дерьме по щиколотку.
– …!
Выматерившись
Тем временем поднялась на борт основная масса моих солдат. На галере довольно быстро стало тесновато, но русич дал дельный совет по поводу штабелей арабских мертвяков.
– Княже, вели вспороть животы басурманам и вложить по паре камней из трюма, а потом за борт их. От галеры не убудет.
Я отдал распоряжение Сэйфэ (он уже был на борту) и вернулся к «предку»:
– Из личного опыта?
– Вестимо, княже. На море оно как, человек человеку – волк.
– А скажи мне, Твердята, – я наконец-то решился задать мучающий меня вопрос, – легко ли тебе мою речь понимать?
– Не дюже… Ты баешь где-то как поляк, где-то как серб. Что-то по-нашему, по-новгородски. Слова из речи поганых татар часто пользуешь. Меня, например, русским каким-то, а не русичем кличешь. Но мне понятно – ухо у меня привычное, я много разных говоров слышал. Всё лучше, чем арапский.
Вот тебе и раз… Не у меня одного в голове автопереводчик.
– Ну что ж. Если решишь остаться на моей земле, попрошу научить меня правильной речи. А за то дам тебе учителей нашего языка.
– А что я на твоей земле делать буду, княже?
– Служить, что ещё? Мне моряки нужны, как воздух. Куда лучше тебя, православного, на службу брать, чем басурман. И тебе выгода. Мало того что высоко подняться сможешь, но и шансов когда-нибудь увидеть дом будет куда больше на мостике своего корабля, чем пешим переть через земли мамелюков, турок, греков и монгол.
– Эх, княже. Я до рабской скамьи кормщиком был. И прочие русичи на этой галере – с моего корабля. На одном рынке нас продали. Но правда твоя – пешему ещё хуже. – Твердята помолчал, принимая решение, и продолжил: – Бери нас на службу, княже. Моё слово твёрдое, и за воев своих я говорить могу. Не подведём.
– Отлично! Надеюсь, твои вои за время рабства оружие держать не разучились?
– Не разучились. – Русич ощерился и хищно сверкнул глазами.
Трупы утопили, рабов помыли, солдатам дали отдых. Некоторое беспокойство вызывал слон. Но Хитрый Глаз пребыванием в тёплой воде не тяготился, плавая около галеры и изредка хватаясь хоботом за борт, отчего галеру заметно покачивало. А потом ушастый шутник нащупал ногами отмель, на которой он мог встать и отдохнуть, выставив хобот, как перископ. После первого такого «погружения» моя индианка показала завидное знание амхарского языка и перебралась на галеру сохнуть, оставив колосса под присмотром менее прихотливых слонопоклонников. Парни – молодцы. Не умея плавать, они сцепив зубы сопровождали слона с одними лишь мехами вместо спасательных жилетов. Индианка же сразу припахала парочку солдат помочь ей выжать плащ. Догадалась реквизировать нечто более приличное, чем жуткого вида мешок. А я уж было надеялся, что она не выдержит надругательства и останется в лагере. Размечтался.