Черный ворон, я не твой
Шрифт:
– Черт! Нельзя этого делать… – поморщился Андрей.
– Чего?
– Да дело тут одно…
Андрей не договорил. Герберта отпустило, и он обратил к нему свой болезненно-напряженный взгляд.
– Сказать хотел…
Володя вышел из камеры, и Андрей остался один на один с арестантом.
– Хотел сказать… – повторил Герберт, все не решаясь продолжить.
– Что ты хотел мне сказать?
– Римма… Я ее очень люблю… А она…
– Что она?
– Это все она… Она меня не любила… Она все делала, что ей отец говорил…
– Что
– Все делала… Даже со мной спала…
Андрея передернуло изнутри. Ревность схватила за горло.
– Вчера ты был с ней?
– И вчера… Удержать меня хотела… А потом сама позвала… То не надо в тюрьму, то надо… Они боялись… Боялись, что я все расскажу… Отец потому сел… А потом поняли, что лучше меня убрать. Я знаю, у них яд особый есть… Я много чего знаю… Только тебе скажу. Потому что ты с ней. Потому что она сука… Римма – сука! Держись от нее…
Герберт недоговорил. Очередной приступ скрутил его в морской узел. Из носа брызнула кровь, на уголках губ выступила желтоватая пена.
Андрей надеялся, что боль отпустит его, но так и не дождался. К тому моменту, как появились люди в белых халатах, Герберт был уже мертв…
Андрей спешил. Надо было скорее возвращаться в тюрьму, чтобы отдать распоряжения насчет Казимирова.
Он не воспринял всерьез слова Герберта, уж больно они походили на предсмертный бред. Но упоминание о яде заслуживало определенного внимания. Что, если его действительно отравили, прежде чем отправить в милицию?..
– Андрей!
И снова он шел на автопилоте. И снова не заметил обращавшейся к нему женщины. Только на этот раз это была Римма. Вики же нигде не было. И машины ее не наблюдалось. Значит, уехала и не вернулась…
– Да.
Под гнетом впечатлений Андрей ожидал увидеть в Римме нечто демоническое, но на него смотрела милая девушка, обрадованная встречей с любимым человеком и опечаленная тем, что ее брат сейчас за решеткой.
– Ты что здесь делаешь? – спросила она.
– По делам…
Он не хотел говорить ей о том, что Герберта больше нет. Он был не из тех, кому доставляет удовольствие сообщать горькую весть.
– А ты?
– К Герберту приехала. Передачу ему привезла…
– Извини, мне сейчас некогда. Спешу…
– Может, тебя подвезти?
Она показала на стоявший в отдалении «Форд-Фокус».
– Подвези.
Он действительно очень торопился, и ему некогда было думать о том, как низко он пал, если его возят женщины. А может, напротив, высоко поднялся…
Римма уверенно села за руль, завела машину, без суеты сдала назад, развернулась и выехала на дорогу.
– Ничего машина, да? – с непонятной ехидцей спросила она.
– Ничего.
– Но «Мерседес» лучше, да?
– При чем здесь «Мерседес»?
– При том, что я видела, кто тебя к милиции подвез. Эта, на джипе… С ней спелся, да?
Женской милости больше не было, ее сменил бабий гнев.
– Я же молчу, с кем ты спелась, – жестко усмехнулся Андрей.
– А
– Герберта машина? – спросил он.
– Да, его. Он доверенность на меня оформил, – спокойно сказала она. – А что?
– Права у тебя есть?
– А то как же!
– И ездишь ты хорошо.
– Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент. Ты действительно хорошо ездишь… О своей машине не думаешь?
Андрей неспроста спросил об этом. Вспомнился вдруг недавний разговор о похищенных в Екатеринбурге трех миллионах. Таких денег не на одну машину хватит.
– На какие шиши?
– А ты у дяди попроси.
Как будто какая-то сила извне прочистила нейроканалы в его голове, по ним легко и свободно, как по дорожкам ипподрома, с большой скоростью понеслись мысли-скакуны. Потому и пришел на ум разговор с Кологривцевым. «…Казимирова вчера на откровенность потянуло. Про банк стал рассказывать… В девяносто восьмом году Казимиров брал в этом банке большой кредит в долларах, выплатить не смог, разорился. А потом сам банк нагрел. С первого раза сто тысяч долларов взял, и второй раз был. А потом, говорит, фарт пошел…»…
– У него все деньги в дело вложены.
– И те три миллиона, которые он в Екатеринбурге взял, тоже там?
– Чего?!
Римма не смогла совладать с нахлынувшими чувствами. Ударила по тормозам и так резко свернула на обочину, что едва не зацепила ехавшую слева сзади машину. Увернувшийся от столкновения водитель длинным гневным сигналом выразил свое возмущение, но Римма даже не глянула в его сторону.
– Какие три миллиона?!
Она никогда еще так на него не смотрела. Страшно, гипнотически. Казалось, из ее глаз вот-вот выскочат гремучие змеи.
– Ну там не три миллиона было, чуть меньше. Семьдесят восемь тысяч он сообщнику-инкассатору оставил, а остальное сюда забрал.
– Ты бредишь?
– Да, кстати, этими деньгами Герберт со мной расплатиться хотел. Помнишь, как он тысячными купюрами швырялся? Так вот, эти деньги из той самой партии…
– Ты откуда знаешь? – свирепо спросила Римма.
– А купюры липкие, одна к рукаву случайно прилипла. Я ее в сейф к себе положил…
– Она и сейчас у тебя в сейфе?
– Да… Засветился твой дядя. Капитально засветился. Пистолет надо было сразу сбросить, а он, дуралей, домой его привез…
– Какой пистолет? – упавшим голосом спросила она.
Казалось, у нее больше нет сил злиться и возмущаться.
– Из которого он в инкассатора стрелял… Из Екатеринбурга приехали, по его душу. А его должны были сегодня из тюрьмы выпускать. Век ему теперь свободы не видать… А чего мы стоим? – как бы спохватившись, спросил Андрей. – Ехать надо.
– Куда?
– В тюрьму.
– Я не пойду в тюрьму! – мотнула головой Римма.
– А кто тебя туда идти заставляет? – он внимательно посмотрел на нее. – Я в тюрьме работаю, а ты меня туда подвезешь… А если вдруг захочешь остаться, милости просим. Тем более есть за что…