Черный замок
Шрифт:
Чудо действовало там, где наука ученых оказывалась бессильна. Оно делало возможным невероятное, восстанавливало больные органы, выращивало новые кости на месте старых, возвращало гибкость сломанному позвоночнику…
Дженни продолжала говорить, не обращая внимания на реакцию подростков. Время от времени она прерывала рассказ, чтобы глотнуть горячего кофе. Ее взгляд, казалось, блуждал где-то там, на затуманенной равнине.
– Их убеждали не болтать, но они не умели держать язык за зубами, и с каждым месяцем число паломников возрастало. Деревенские улочки заполонили носилки, и
– Да что же творилось-то? – не смогла удержаться от вопроса Пегги Сью.
– Увечных раздевали, – как во сне, бормотала девушка, – надевали повязку на глаза, а затем опускали на землю у подножия Великой стены, она стоит там, вокруг бывшего монастыря в черном замке… Их клали в грязь и быстренько уходили, не оглядываясь.
Да, калек, инвалидов уносили одного за другим по равнине. Деревенские старики советовали завязать им глаза, чтобы они не видели, что происходит в миг совершения чуда: смертным не стоит знать подробности того, как действуют высшие силы, если эти люди не хотят оказаться в психушке.
– А дальше-то что было? – изнемогая от любопытства, спросила Пегги.
– Не знаю, – ответила Дженни. – И никто никогда так и не узнал. Когда бывшие больные возвращались в добром здравии, они ничегошеньки не помнили, ну разве что спали как убитые и снов не видели.
– И они действительно излечивались? – не поверила Пегги Сью. – Даже калеки?
– Да. У безногих появлялись новые ноги, розового цвета. Видели бы вы, как они ковыляли – точь-в-точь карапузы, делающие свои первые шаги! И отрезанные руки отрастали, как хвост у ящерицы… Слепые прозревали, а к глухим возвращался слух.
– И как долго их лечили? – справился Себастьян.
– Иногда одну ночь, а когда и два дня, в зависимости от сложности увечья или болезни. Те, кого приносили в полумертвом состоянии, оживали и уходили, пышущие здоровьем. И сколько потом ни разглядывали их животы или грудь, все зря: не было даже намека на царапину. А следов от швов вообще было не видать.
Пегги Сью пробурчала нечто нечленораздельное. Ей хотелось недоверчиво пожать плечами и громко заявить, что Дженнифер – мифоманка. [9]
9
Человек, склонный к патологическому вранью.
А Дженни между тем продолжала с придыханием вспоминать свое прежнее житье, то золотое времечко чудес. Чувствовалось, как же ей нравилось жить в атмосфере ежедневного волшебства.
– Только смерть была окончательной преградой, – объяснила она. – Кое-кто пытался положить возле Великой стены трупы, но дельце не выгорело. Никто не видел, чтобы мертвецы возвращались оттуда на своих двоих. Магия действовала лишь на живых; как только в теле угасала последняя искра жизни, чудо не совершалось. В каком-то смысле это всех успокоило, так как подтверждало, что ничего нечестивого там не происходило и все основные законы жизни и смерти были соблюдены.
– То есть когда руки отрастают, – подивилась Пегги Сью, – это, по-вашему, в порядке вещей?
– А что тут такого? – возразила Дженни. – У ящерок же хвосты отрастают… и плоды, которые сорвали в прошлом году, появляются на тех же деревьях!
Синий пес заскулил, потому как нутром почуял, что этакие чудеса в решете ничего хорошего лично ему не сулят.
– Так продолжалось годами, – прошептала Дженнифер. – Мы были счастливы, ни в чем не нуждались, паломники делали нам приношения: съестные припасы, ткани, а иной раз даже свинью или корову дарили, если надежд на выживание было ноль. Ну а потом, в один ужасный день, все пошло шиворот-навыворот.
– Исцеления прекратились? – встревожился Себастьян.
– Нет… но они стали… не пришей кобыле хвост.
Дженни поморщилась. Отец ее вновь задергался на своем шезлонге и прокричал, что не хочет выздоравливать. Пегги ожидала, что рыжая продолжит повествование, но та вдруг словно испугалась, что наговорила лишнего.
– Люди до сих пор сюда приходят, вроде вас, – заключила она вполголоса. – Не лезьте вы никуда, говорю я им, но они еще ни разу меня не послушались. Любой ценой хотят излечиться. Они перемахивают через Великую стену и растворяются в аббатстве… и больше их никто нигде никогда не встречает. По крайней мере, в прежнем виде.
– И много таких? – поинтересовался Себастьян.
– Нет, но их нельзя не заметить, ведь они ходят вокруг Великой стены кругами в поисках входа.
– Входа?
– Ну да, там же ни двери нет, ни решетки, ни ворот, ничего. Развалины огорожены глухой стеной. Хочешь забраться в сад, будь добр перелезть через стену. Что и делают упрямцы, жаждущие исцеления. Они плевать хотели на мои предупреждения! Больше я никого не отговариваю, мне надоело говорить в пустоту. Если жившие там монахи обходились без двери, значит, не очень-то хотели, чтобы к ним захаживали гости, разве неясно?
Пегги почувствовала, как быстро забилось ее сердце. От описания этой непрерывной закольцованной стены ей сделалось как-то неуютно. Ей уже мерещилась бесконечная серая череда громадных каменных плит.
– Расскажи про монахов, – попросила она. – Что ты о них знаешь?
Но Дженни с недоумением пожала плечами. В деревне мало что было известно об основавшей монастырь братии. Уж слишком давно это произошло, девять или десять веков тому назад, а может, и того больше. Кто-то утверждал, что стену монахи возвели для защиты от разбойников, а кто-то думал иначе.
– Нельзя ли поконкретнее? – не отставала Пегги. – То есть кому-то пришло в голову, что монастырская стена нужна для того, чтобы нельзя было выйти наружу?
– Вполне возможно, – согласилась Дженни. – Папа говорит, что стена здесь поставлена, чтобы защитить нас от существа, которое когда-то в древности в монастыре заточили.
– И кто это, по-твоему, был? – оживился Себастьян.
– Откуда мне знать… – буркнула Дженнифер. – Деревенские старики величали его великим чудодеем, или – врачевателем. А позже его прозвали доктор Скелет, потому что, говорят, ну вылитый он Джек О’Лэнтерн, [10] демон Хеллоуина. Никто из деревенских его в глаза не видел. И через стену никто из местных отродясь не перелезал.
10
Скелет, одетый в пестрые лохмотья, который бродит в день Хеллоуина, размахивая фонарем.