Черта прикрытия

Бэнкс Иэн М.

— Значит, Преисподние — это пугала. Они держат нас на привязи, пока мы еще живы.

— Наши? Да. Именно. О том, как устроен Ад инопланетников, я не берусь судить. Но я повторюсь: буча, поднятая вокруг них, в значительной степени основана на неверном восприятии всей концепции. Изначально неверном. Достойно сожаления, что выступающие против их существования никак не могут уразуметь: на самом деле Преисподних несуществует. Вся хитрость в том, чтобы притворяться, будто справедливо как раз обратное. Если бы только все

заткнулись и перестали галдеть о невозможном и небывшем, все проблемы бы исчезли. Жизнь пошла бы своим чередом. Люди бы вели себя хорошо, и никто бы на самом деле не пострадал.

Старый сенатор встряхнулся, точно от неожиданного прилива омерзения.

— Ну чего им надо? Чего они добиваются? ВоплотитьПреисподние в реальность, чтобы все и вправду перепугались?

— А где же те, кто заслужил своими поступками иную участь? Где те, кто должен бы попасть на Небеса? Они ведь не там, правда?

Эррун фыркнул.

— В чистилище, конечно.

Он похлопал себя хоботом по бокам и скосил глаза, разглядывая, как заподозрила Филхэйн, мнимую букашку.

— Они на сохранении. Не функционируют. Это нельзя назвать жизнью. Ни в коей мере.

Он, казалось, призадумался, потом снова подгреб к ней.

— Могу я задать вам личный вопрос, Филхэйн?

— Я подразумевала, что все, нами здесь сказанное, останется в тайне, уважаемый Представитель.

— Да-да, разумеется. Но это особенно личное. Я бы просил вас не разглашать этих сведений никому, ни вашим друзьям, ни ближайшим помощникам. Пусть это останется только между нами. Хорошо?

— Да, — сказала она. — Хорошо. Говорите же.

Он подкатился еще ближе.

— Некоторые, — сказал он тихо, — просто исчезают без следа. Некоторые из тех, кого приговорили к отправке в этот так называемый Ад. Их просто стирают. Удаляют.

Он серьезно посмотрел на нее. Филхэйн глядела в сторону.

— Удаляют, — повторил он, — так что они не попадают даже в чистилище. Они просто прекращают быть. Душехранительница стирает всю информацию, накопленную за время жизни, и душа никуда не передается. Такова правда, Филхэйн. Это не предусмотрено правилами, но иногда такое случается. И вы, — настойчиво постучал он хоботом по ее выставленному вперед колену, — от меня этого не слышали, хорошо? Вы понимаете, что я говорю?

— Естественно, — сказала она.

— Отлично. Об этом люди не должны знать, уж поверьте. Разве нет? Пускай себе верят, что те души продолжают в каком-то смысле существовать и страдать. Но зачем переводить машинное время на ублюдков, простите мою резкость?

Филхэйн улыбнулась.

— Но всегда ведь лучше говорить правду, уважаемый Представитель?

Эррун глядел на нее, качая головой.

— Правду? Какую правду? Которую из них? О добре или зле? Вы спятили? Надеюсь, это была шутка, молодая моя коллега.

Он взялся за ноздри пальцеотростками одного хобота и глубоко зарылся в ил. Спустя несколько мгновений он вынырнул на поверхность и несколько раз громко фыркнул, а затем решительным движением отер ил с глаз.

— Не притворяйтесь же наивной девочкой, Филхэйн. Правда отнюдь не всегда полезна и ведет к торжеству добра. Это все равно что довериться водной стихии. Конечно, мы нуждаемся в дождях, чтобы жить, но если они припустят сильней обычного, то случится наводнение, и мы утонем. Правду, подобно остальным естественным стихиям, силам природы, надо тщательно контролировать, направлять по заблаговременно проложенным каналам, размещать и преподносить с умом и этическивыверенно.

Он сверкнул глазами.

— Это ведь была шутка, правда?

Могла ведь быть.И, соглашаясь с утверждением Эрруна, она подумала, не был ли это наконец миг, когда она стала настоящим политиком.

— Иначе получилось бы, что мы отнимаем друг у друга время, уважаемая Представительница.

Один из нас точно отнял,подумала она, посмотрев наверх и увидев, как Кемрахт, держась на солидном расстоянии, энергично подает ей условные знаки.

— Не совсем так, Представитель, — сказала она старому сенатору и поднялась на все четыре. — Беседа, несомненно, получилась поучительной. По большей части. А теперь, если вы не возражаете, я пойду. Совершите ли вы омовение вместе со мной?

Старик глядел на нее пару мгновений.

— Нет, я задержусь, — сказал он, не отводя взора. — Не раскачивайте лодку, Филхэйн. Не верьте всему, что вам рассказывают посторонние. На этом пути вы не найдете истины, но лишь умножите смятение и беспорядок.

— Я и не собиралась, — ответила она, делая легкий реверанс передними ногами. — Увидимся на вечернем заседании, глубокоуважаемый Представитель.

Из всего взвода уцелели он сам да еще один боец.

Теперь их оставалось шестеро.

Остальные пали под натиском муравьеподобной массы стражников. Его бойцы были лучше вооружены и натренированы, но у врага было слишком большое численное превосходство. Стражников оказалось даже больше, чем он мог сперва предположить. И даже пробившись сквозь бесформенные кучи их тел и оружия, Ватуэйль и его люди натыкались на новые и новые сети, мины, ловушки, снаряженные крючьями и дротиками, заряженные электричеством и конвульсантами. Чтобы обойти их или высвободиться из уже сработавшей западни, требовалось драгоценное время, а выжившие стражники не прекращали атаковать, все лезли и лезли на них из потустороннего зеленоватого сияния. Многие бойцы его отряда уже погибли или агонизировали, растворяясь, корчась в муках, пытаясь из последних сил взобраться обратно, прочь из расщелины.

Но шестерым удалось прорваться.

Они падали прямо в зеленое сияние. Поверхность, источавшая его, стремительно приближалась. Они выплеснули на себя растворители из пакетов НЗ и на миг стали, казалось, частью этой прозрачной стены. Затем стена исчезла. Они оказались внутри.

Полет продолжался, однако лед остался позади. Теперь они находились в каком-то довольно обширном пространстве сферической формы, напоминавшем начиненные машинерией потроха искусственного многоярусного спутника. Им навстречу стремительно неслись какие-то темные облака, в них виднелись неясные разрывы и проталины.