Черти поневоле

Пучков Владимир

– Чудные! – сказала наконец бабка. – И чего вы здесь забыли? Бежать вам надо, парни, отседа! У нас места особые, заповедные. Не всем они, вишь, на пользу.

Сказав это, она повернулась и ушла. Шеф посмотрел на свой раздувшийся живот и вздохнул:

– Газета – это фигня. Ватман нужен. Из него сбацаем шапки по размеру, так что не свалятся. Давай, баран, пробегись по деревне, попроси у кого-нибудь старого ватмана. Или нет… Зайди в администрацию. Там наверняка макулатуры много, точно тебе говорю. И это… клея попроси.

Скажи, для художественной самодеятельности.

Все это он сказал Толяну, глядя на его завитые рога. Толян не стал уточнять, за что его назвали бараном. Наоборот, новое имя ему чем-то даже понравилось.

– Бегу! – сказал он и, нахлобучив кое-как шапку из газеты, скрылся за дверью.

Эдик встал и, тяжело колыхаясь, прошелся по комнате.

– Мы попали в сложное положение, – начал он, и его глаза блеснули жидким водяным блеском. – Кто-то ведет против нас нечестную игру. С чего все началось?

– С петуха, – робко напомнил Колян.

– С бадьи! – строго поправил его шеф. – Серому вытянули шею. Лисипицин сказал, что это – Яга. Та самая ведьма! Вот она с тех пор и пакостит.

– На рога ее! – крикнул Серый, сделав опасное движение головой и едва не протаранив шефа. Но Эдик на это не обратил внимания.

– Верно, – сказал он. – На рога! И всех, кто ей помогает! А теперь, братцы, я побегу в туалет. Прихватило что-то!

Не прекращая движения, он вылетел за порог. Послышалось возмущенное кудахтанье, громко стукнула во дворе туалетная дверь, а вслед за этим послышался приглушенный взрыв. Братки испуганно переглянулись.

– Похоже на ручную гранату, – сказал Серый, выглядывая в окно.

Дверь туалетной будки валялась на траве, в воздухе вились разноцветные петушиные перья… Шеф, пошатываясь, вышел из будки и попытался натянуть на себя жалкие огрызки, оставшиеся от штанов.

– Ты что утворил, идол окаянный?! – напустилась на него Маланья, вылетая во двор и на ходу засучивая рукава. Однако, увидев Эдика в таком положении, бабка молча попятилась назад.

– Ты это… Куда?!

– Домой! – сказал Эдик, мрачно облизываясь.

– Да куда ж тебе в дом? Посмотри на себя? Вон к бочке иди, замывайся!

Эдик принюхался, кивнул и безропотно пошел к бочке.

Когда Толян вернулся с четырьмя листами ватмана, шеф был уже в полном порядке. И в новых брюках.

– Вот! – сказал Толян, кладя ватман на стол. – Листы хорошие, твердые, использовали только один раз. Для этой… наглядной агитации. А это клей. И краска вот. С кисточкой.

– Молодец, – сказал шеф, – только краска-то зачем?

– Раскрасим шапки, чтоб красивше было! – сказал Толян, принюхиваясь.

– Ты носом не води, – ворчливо заметил шеф, – тоже мне, нюхач нашелся! Это с улицы нанесло… К делу, пацаны!

На этот раз все вышло как надо. Получились настоящие клобуки, как у монахов, высокие и красивые. Толян самолично выкрасил их в черный цвет. Стало еще лучше.

– Темнеет, – сказал шеф, – пора!

Нацепив клобуки на головы, братки вышли за порог. Петуха нигде не было видно.

– А где пернатый? – поинтересовался Толян.

– Что, по дружку соскучился? – разозлился Эдик. – Снесло твоего приятеля дверью, только перья остались. И вообще, хорош базарить!

Стараясь держаться в тени, команда Эдика короткими перебежками направилась к реке, чтобы подобраться к заводу с тыльной стороны. Тем не менее им не удалось избежать некоторых нежелательных встреч.

Первой браткам попалась Жульетта.

– Монахи! – пискнула она и метнулась в глухой переулок, потому что верила в приметы. По этим приметам встреча с четырьмя здоровенными монахами, ночью, да на пустынной улице ничего хорошего не предвещала.

Вторым оказался экскаваторщик Агафонов. Самодеятельный скульптор на мгновение застыл, глядя на процессию, и тут же пришел в восторг.

– Гениально! – воскликнул он. – Служители культа на боевом марше. И какие лица! Какой экстаз! Какое смирение и в то же время какое напряжение мысли! Особенно у того, длинношеего. Товарищи! У меня такое ощущение, что я вас где-то уже видел. Может быть, я вас ваял?

– Отстань, мужик, – устало проговорил Эдик. – А то отоварю!

Угрозу Агафонов пропустил мимо ушей, зато вытащил из-под мышки альбом и начал быстро наносить на чистый листок рисунок.

Эдик вздохнул, сжал кулаки, но передумал и снял шапку, представ перед скульптором в натуральном виде.

– Черт! – сказал Агафонов без ужаса, но с глубоким внутренним убеждением и без чувств рухнул в траву.

Эдик вырвал из альбома листок и разорвал его на клочки.

– Пошли, пацаны, не будем задерживаться.

Они устроились в кустах за обрывом, откуда хорошо была видна входная дверь завода. Был виден и обезьян. Он бесцельно слонялся по крыше, грыз яблоки и время от времени скалил огромные желтые зубы.

– Обезьяна снимешь ты, – сказал Эдик Серому. – У тебя рога длиннее. Ткнешь пару раз… – В голосе шефа было столько металла, что Серый и не пытался возражать.

– Да, шеф! – сказал он преданно и вытянул в ниточку губы.

Через полчаса небо потемнело. Тени на земле вытянулись в длину и слились друг с другом.

– Пора! – сказал Эдик и первым двинулся к заводской двери. Над козырьком тут же появилась бесстыжая обезьянья морда и радостно осклабилась.

– Сейчас ты у меня посмеешься! – зловеще прошептал Эдик и снял клобук, чтобы удобнее было работать.

Его примеру тут же последовали остальные. Превращение монахов в четырех чертей было настолько разительным, что обезьян, так и не успевший ни в кого запулить огрызком или кирпичом, вытянулся, замер и плашмя грохнулся на крышу.