Чертов мост
Шрифт:
Вадим достал из потайного кармана удостоверение и предъявил.
– Так бы сразу, - вяло и чуть облегченно улыбнулась она.
– Расскажите все по порядку и подробно, - сказал он, сразу заторопившись, словно предъявленное удостоверение вернуло его на работу.
Августа задумчиво опустилась на стул. Лишь бы не спросила, что он знает обо всем этом странном деле… Но она спросила другое, потруднее:
– Что-нибудь случилось с отцом?
Случилось… Это неопределенное слово употребляют, когда боятся спросить, жив ли человек.
–
– Отец перестраивал сарай. Менял пол, копал ямы для столбов… Он на пенсии. На той неделе прихожу с работы, а его нет. Потом пришел какой-то парень и передал, что отец получил телеграмму из Воронежа, от своей сестры, и уехал к ней. Спешил на нужный поезд.
– А он собирался в Воронеж?
– Собирался, но осенью. А тут уехал вдруг. Даже записки не оставил.
– Чего ж с Воронежем не связались?
– Как же… Звонила, да не отвечают. Телеграмму послала. Может, тетя в больнице…
– А парня раньше видели?
– Не местный. Сказал, что встретил отца на пристани. Невысокий, беленький…
– С челкой?
– А вы его знаете?
Вадим знал - до сих пор ныла шея и саднило голову.
– Почему вы хотели в меня стрелять?
– ответил он вопросом и положил ладонь на ее горячую руку.
– У меня патронов-то нет, - улыбнулась Августа, но сразу тревожно закаменела лицом.
– Когда я на работе, кто-то ходит в дом. д ночью ходят по двору…
– Кто ходит?
– Не знаю. Позавчера лазили в подпол и разворотили печь. Вчера кто-то ползал в винограднике. Я вас пустила для безопасности. А потом думаю - вдруг и он из тех, кто лазает по дому. На отдыхающего-то вы не похожи.
Медузочка уже это говорила. Но на кого же он похож?
– Вот я и решила вас попугать, - слабо улыбнулась она.
– А чего в милицию не пошли?
– Сегодня уж собиралась…
В доме что-то искали. И это было связано с отцом. Для немедленных действий оперуполномоченному не хватало информации, которую он мог получить только в местном уголовном розыске. Телефон для этой цели не годился, а ехать в отдел далеко, день потеряешь. Он не мог бросить растерянную женщину на милость негодяев, которые, видимо, были способны на все.
– Августа, может, у отца есть какие-нибудь ценности или деньги?
– Откуда… Мы даже жильцов не пускаем.
– Какой-нибудь документ, - предположил Вадим.
Она пожала плечами.
– Не было ли у отца в биографии… В общем, так. Вы никому не говорили, что поселился жилец?
– Никому.
– Этот день и ночь я посижу в беседке. Показываться не буду. Дом просматривается хорошо. Правда, двух окон не видно, но они выходят на улицу, оттуда вряд ли полезут.
– Ставни есть…
– Теперь можете жить спокойно, - ободряюще улыбнулся он.
Августа тоже ответила улыбкой:
– Я буду носить вам еду.
Когда она грустила, ее глаза едва голубели, становились прозрачными, словно промывались подступившими слезами.
Весь день капитан просидел в беседке, стараясь не шелестеть и не кашлять.
Он не сводил глаз с дома, который спокойно сиял белыми боками. Кроме рыжей кошки, никто к двери не подходил.
Часам к пяти вернулась Августа и принесла ему поесть. Она вроде бы успокоилась. Ее волосы сухо шуршали и, казалось, вот-вот начнут ломаться, как солома.
Он пил молоко, а она стояла у входа - если только был такой вход, - и солнце било ей в спину, казалось, просвечивая ее насквозь.
Вадим взял лист и написал: «Сколько вам лет?» Она усмехнулась и чиркнула на уголке, как поставила резолюцию: «Женщин об этом не спрашивают».
«В милиции спрашивают».
«Все мои. А сколько вы тут собираетесь сидеть?»
«До победного конца».
«Оружие у вас есть?»
«У меня в портфеле гранаты».
«Сами-то не взорвитесь. До свидания!»
«До утра ко мне не приходите».
Она улыбнулась и помахала рукой.
Оружие у Вадима было - под топчаном лежал чугунный пест, который он взял в разобранном сарае. Такие песты выпускали вместе со ступами. Вроде бы в них геологи толкут камни. Оружие у него было - не было тех, кого он ждал.
От хорошего обеда да от бессонной ночи капитан неожиданно заснул. Когда открыл глаза, уже смеркалось. Он испугался, что проспал все на свете, но, увидев Августу, поливающую цветы, успокоился. Значит, за это время ничего не случилось.
Он научился определять жизнь курортного поселка на слух…
Вот людская волна откатилась с пляжа. Вот она растеклась ручейками по домам. Кончилось кино. Замолкли картежники на веранде у соседей. Давно погас свет у Августы. Совсем стемнело.
Шла ночь. Петельников отмечал каждый звук и вглядывался. Ему показалось, что глаза настолько привыкли к темноте, что уже видят все без помех. Бочку воды, скамейку на крыльце и черные помидоры у беседки.
Где-то упало яблоко. Упало и вроде бы покатилось. Опять стук, за ним второй, третий… Или это шаги? Все смолкло.
Капитан сидел на топчане, напряженно вслушиваясь, вцепившись руками в доски. Мало ли звуков у ночи… Показалось.
Но звук повторился. Теперь он уловил ритм шагов. Они доносились с улицы. Мог идти пьяный. Но почему он крадется? Опять все стихло.
Минут через десять что-то зашуршало у него за спиной. Он мгновенно лег на топчан и оглянулся. Шуршало в зеленой изгороди, которая закрывала участок со стороны табачного поля. Эта загородка проросла шипами и колючками и была надежнее проволочной сетки. Шуршало в ней осторожно и настойчиво, с каким-то легким звоном, какие издают сухие стручки. Он бы не придал этому значения, не будь перед этим вкрадчивых уличных шагов. Поэтому ждал - чем же кончится звончатый шорох. Словно перекусывали колючую проволоку…