Чертова баба
Шрифт:
— А если поподробнее — давайте встретимся. Честно говоря, хочется посоветоваться.
— Рад бы, но времени нет совсем, — устало признался капитан.
— А речь, между прочим, идет об исчезнувшем человеке. Разве не вы, капитан, возглавляете организацию, которая называется «Фонд помощи в поиске пропавших»? И знаете, мне сейчас эта помощь очень и очень даже нужна.
— Ну, попробую выкроить минут сорок, устроит? На следующий день у Дубовикова все-таки нашлось время, и Светлова, прибежав к нему в Фонд, принялась втолковывать капитану суть дела, честно стараясь уложиться
— В общем, понимаете, журналиста Максима Селиверстова нашли в лесу, под Тверью, — начала она.
— Вы же вчера по телефону напирали на то, что речь идет об исчезновении? — возмутился выжатый как лимон и действительно выглядевший очень уставшим капитан.
— Да, да, ну, разумеется… — принялась оправдываться Светлова. — Но это ведь он потом уже нашелся, а сначала-то он исчез! Понимаете?
— Понимаю… Привычка врать все более укореняется в вас, Светлова, — вздохнув, заметил капитан. — Когда я с вами познакомился, вы были…
— Да, чище, чище… — закивала Светлова. — Значительно. Моложе и лучше.
Я и сейчас еще ничего, вру только во благо.
— Давайте, пожалуйста, без этих банальностей в духе Маккиавели: «во благо», «ради высоких целей»… Вранье есть вранье.
— Ну, спасибо, капитан, что объяснили. А то я тут как-то запуталась последнее время без «нравственных ориентиров».
— Только не надо ехидства этого вашего, пожалуйста! — вздохнул капитан.
— Продолжайте излагать суть.
Дня через три старый знакомый капитан Дубовиков вернул Анне пакетик с кусочком древесины от Алисиного паркета:
— Забирай свою улику.
— И что?
— Светлова, это клюква.
— В каком смысле?
— В натуральном. Ягода такая. И сок у нее красный, понимаешь?
— Кажется, да…
— Вот и хорошо, что понимаешь! Клюква, Аня, клюква…
— А что насчет лезвия ножа, которым было перерезано горло Селиверстова?
— Ну… Эксперты утверждают, что характер разреза вовсе не свидетельствует о том, что это был армейский нож. Скорее всего, кинжал. Узкий обоюдоострый клинок с ромбовидным сечением.
— Вот как?
— Ага… Возможно, старинный. Возможно, немецкой работы. Такие кинжалы делали в прошлом веке.
— В прошлом веке?
— Да, например, их изготавливали в Курляндии.
«Что же получается? — рассуждала Светлова. — Получается, писательница Мария Погребижская соврала, когда сказала, что журналист торопился к Федуеву?»
Зачем? Зачем ей врать?
Снова что-то из серии «Я вас, девушка, накажу»? Жестоко пошутила над незадачливым детективом?
Но ведь откуда-то она знала про Федуева?
Стоп… Следует прокрутить весь тот разговор с Погребижской в Дубровнике от начала до Конца. По крайней мере, в голове прокрутить, если уж он не записан, увы, на пленку.
Итак, факт своей встречи с журналистом Погребижская тогда уже не отрицала. Более не отрицала.
А Максим Селиверстов действительно мог в разговоре с писательницей, как это бывает, когда диктофон уже выключен, — за чашкой чая — рассказать немного о себе. О том, например, что получил интересное
Правда, теперь, по итогам Аниного путешествия в Федуевку, выходило, что ни о какой якобы назначенной встрече с Федуевым Селиверстов сказать ей не мог.
Но если быть точной, то Погребижская этого и не утверждала. Она сказала только Светловой: «Он торопился!» Вовсе не утверждая, что торопился журналист именно к Федуеву. Это уже Светлова сама так решила.
Правда также и то, что остается еще не закрытой до конца версия убийства Максима Селиверстова, связанная с Федуевкой. Ибо пока Светлова не увидит этого Алисиного мужа из Твери, ставить крест на Федуевке, как на версии, рано.
Алиса утверждает, что стреляет поверх головы… Но все-таки надо повидать ее мужа. Тогда станет ясно, чего стоит ее клятва, что она в глаза не видела Селиверстова.
Однако, как бы там ни было, теперь Светловой хотелось поговорить с писательницей Марией Иннокентьевной еще раз. И выяснить поподробнее, желательно, дословно! — что же именно говорил ей журналист о Феликсе Федуеве.
Хорошо бы с Погребижской встретиться… Да вот незадача: вернувшись в Москву, та просто обрезала все концы. Никакую «Аню, с которой отдыхала вместе в Дубровнике…», видеть не хотела. Так, во всяком случае, она якобы передавала через своего секретаря. А сама Лидия Евгеньевна вообще отказывалась Светлову узнавать. «Какая Аня Светлова? — изумленно вопрошал ее голос в телефонной трубке. — Извините, голубушка, не припоминаю». И посылала Светлову далеко-далеко… Правда в вежливой, принятой между интеллигентными людьми форме. Мол, с почитателями своего таланта писательница Погребижская, увы, не встречается из-за своей исключительной занятости на ниве литературы. А для журналистов есть особый порядок: нужно письмо от газеты с просьбой об интервью на официальном бланке за подписью главного редактора и печатью… И так далее — смотри выше.
Возможно, поговори Светлова с Марией Иннокентьевной лично, реакция была бы иной. Но как обойти вставшую «каменной стеной» Лидию Евгеньевну? Как выйти лично на Погребижскую? Через кого?
Без особой надежды на успех Светлова в очередной раз набрала номер золовки Елизаветы Львовны…
Увы… Никто трубку так и не снял.
— Послушай-ка, Анюта! Но ведь, кроме друзей, родных и прочих, близких к Погребижской людей, существует, например, издательство, в котором она печатает свои книги, — подсказал Светловой Кронрод.
— Точно! — обрадовалась Анна.
— Мелочь, это правда, а не издательство, — заметил тот. «Туманность Андромеды» называется. По сути, они на одной этой Погребижской и держатся.
— А почему так называется «Туманность Андромеды»?
— Вот у них и спросишь.
Мелочь не мелочь… Но и в «Туманность Андромеды» Светловой удалось проникнуть лишь с помощью Андрюши Кронрода и отдела культуры его родимой газеты.
— А почему все-таки «Туманность Андромеды»? — не устояла перед собственным любопытством Светлова, очутившись наконец в этом издательстве.