Чертова баба
Шрифт:
— Пожалуйте откушать. — В дверях гостиной появился Виктор.
После «упоительного чтения» был еще и обед.
Щи, соленые огурчики, грибки…
Полное соответствие той, адуевской, гончаровской реальности.
Принесли и поросеночка.
Феликс Иванович осклабился:
— Помните, Анюта, как в Грачах откушивали?
— Как?
— А вот так — «положивши себе на тарелку почти половину поросенка»!
— Может, к ужину индейку зажарить? — безмолвно возник за его спиной Виктор. — Я распоряжусь.
— Распорядитесь, распорядитесь, голубчик. Вам, милая,
— Благодарствуйте, Феликс Иванович, — подыгрывала Алиса.
— Не на чем, матушка. А не велеть еще цыплят с белым соусом, Виктор? Я, пожалуй, велю…
— Зачем вам самим? Я-то на что? Похлопочу…
— Похлопочи.
— Как все у вас… необычно! — заметила Светлова. — Экий вы Феликс Иванович, колоритный. И как это журналисты до вас еще не добрались? Не описали все эти ваши чудеса?
— Почему же не добрались? Эти щелкоперы куда хочешь проникнут!
— Ах, верно! — поддакнула Светлова.
— Ну да мы их, щелкоперов-то этих, с крыльца спускаем. Журналистов этих самых — с крыльца! Верно, Виктор?
Виктор застенчиво потупился. , — Мой эконом большой мастер по этой части.
В общем, все, что удалось Светловой — это только приглядеться и понять, кто есть кто. Конечно, Виктор — это дорогого стоило… «Щелкоперов журналистов — с крыльца», значит… Ну, а что потом?
В то, что потом происходит с журналистами, Феликс Иванович, возможно, и не вникает. Это дело Виктора. И, по-видимому, любимое дело. Склонность к садизму у выпускника транспортного вуза очевидная. Большой мастер… Что курица, что человек, ему, очевидно, особой разницы нет.
Можно смоделировать ситуацию. Журналист Селиверстов им мог просто не понравиться, его вопросы и все такое… Барин приказал Виктору спустить журналиста с крыльца. Допустим.
Тот спустил. Перестарался.
Анна вспомнила, как брызнула кровь из носа у того, с грушами. И с каким трудом остановился Виктор, избивавший похитителя… Увлекся! А туристический топорик, с которым он несся за полузарубленной курицей? Не говоря уже об этих скверных поручениях насчет кошки… Возможно, Виктор и не хотел Селиверстова убивать, просто увлекся, как у них, у садистов, это бывает. Потом добил — перерезал горло. Ведь кто-то же сделал это с Максимом?
Ну, и конечно, для Виктора естественней было спрятать труп Селиверстова, чем нести ответственность за, пусть и непредумышленное, но убийство.
Вот и отвез в лес.
Почему под Тверь? Это понятно: чем дальше от дома Федуева, тем меньше подозрений.
Или…
«А что, если… — вдруг подумала Светлова. — Что, если… Селиверстов — это тоже от скуки?»
Но, в общем, ничего конкретного… Одни предположения. Маловато, маловато… может, просто показать фотографию Селиверстова кудрявому Феликсу Ивановичу, разомлевшему сейчас так славно после поросеночка? Какой ему смысл этого белобрысого убийцу выгораживать? Виктора посадят — другого наймет. Такое место пусто не бывает.
Да нет, пока эконом рядом, показывать фотографию Максима не стоит.
Наверняка
Анна подмигнула Алисе. И блондинка в ответ понимающе с ней переглянулась.
— Заезжайте и вы к нам, Феликс Иванович, чайку попить… По-соседски, так сказать, по-дружески! — медово пропела Алиса. — Анечка у меня еще денек-другой погостит.
— Ну, какая же вы добрая стали! — подивился Федуев. — Глазам своим не верю. А то ведь не женщина была, а сущий Фудзияма — зубки крошечные, а кусает.
И кусает больно.
— Да, ну что вы, право, — беззлобно отмахнулась Алиса.
— Когда же к вам на чаек пожаловать? — поинтересовался Федуев.
— Да вот завтра и приезжайте. Чего ж откладывать?
Стали прощаться.
Прежде чем сесть в машину, Аня еще раз взглянула на Федуевку, освещенную лучами закатного солнца, как это водится в русских романах…
Светлова смотрела на панораму Федуевки, на босого Виктора, раскланивающегося по-холопски на крыльце, и, несмотря на свои мрачные подозрения, не могла удержаться от смеха. Ну, точно все, как в анекдоте!
Заседают большие начальники. Главный обращается к своей команде: «Ну, господа, все у нас с вами есть! Всего, чего хотели, достигли, и даже больше! Пора теперь подумать и о людях…» — «Вы абсолютно правы! — радостно замечает соратник. — Как вы думаете, душ по двести на каждого хватит?»
Светлова грустно усмехнулась, вспомнив этот анекдот.
— Только прежде, чем домой, сделаем небольшой крюк, — предупредила ее Алиса, когда они уже изрядно отъехали от дома Федуева. — Заедем ненадолго в наш районный центр, в Круглич.
— Круглич?
— Да, городок такой Круглич. Мне там кое-что забрать надо. У одного человека… Это близко!
Остановив машину в центре небольшого городка, Алиса ушла, а Светлова огляделась по сторонам.
Оказалось, что остановились они возле рынка.
Разложив на земле какие-то странные вещи — ношеную обувь, ножи для мясорубок, пожелтевшие кривые огурцы, — цепочкой стояли люди.
Это был «торговый ряд», в буквальном смысле слова. Замыкали «торговый ряд» два ребенка: девочка постарше и мальчик лет семи. За неимением, очевидно, другого товара в руках у мальчика был букетик ромашек. Букетик здорово сник, лепестки ромашек загнулись, опустились уныло обмякшие соцветия.
Задумчиво глядя на Светлову, мальчик откусил вдруг один цветок и принялся жевать.
— Ты чего цветы ешь? — прикрикнула на него сестра. — А ну плюнь!
Мальчик послушно плюнул, немножко о чем-то подумал, глядя вдаль на дивную красоту простора, и снова — то ли от скуки, то ли детский аппетит брал свое! — опять откусил от своего букетика, который никто так и не купил.
Мог бы нью-Адуев, Феликс Иванович, если бы захотел, приобрести в личное пользование десяток-другой душ? Аня смотрела на зияющие провалами окон — как после бомбежки! — дома райцентра Круглича, на мальчика, тупо жевавшего свои увядшие ромашки, и думала о том, что — запросто! Причем не слишком бы дорого ему это и обошлось.