Чертова дюжина ангелов
Шрифт:
– А если нет?
Ответом Этерлену был негромкий шум. Генерал выбежал из дома, поднес к глазам руку и задрал голову. Из небес с легким шипением опускался черный остроносый силуэт. На сильно скошенном атмосферном киле катера жизнерадостно улыбалась рыжеволосая красавица, погруженная в нескромные девичьи удовольствия: Лоссберг одурел до того, что намалевал онанирующую дамочку поверх черно-золотых имперских крестов.
Это был его любимый «призрак» ТР-145 – трехместный катер-разведчик, стремительный, малозаметный и почти что бесшумный. По штату обычному «охотнику» такая машина не полагалась, но Лосси сумел выбить себе редкую игрушку и не
В черном боку машины распахнулся совершенно незаметный люк, из которого на землю выпал объемистый синий кофр. Следом за кофром молодцевато выпрыгнул и сам Лоссберг.
– Рому мне, рому! – потребовал он, заходясь смехом. – Меня чуть не поймала служба внешнего слежения. Еще немного – и они бы решили, что уже началось вторжение. Операторы видели ошибку в счислении, но никак не могли понять, то ли это цель, то ли у них мозги сдвинулись. Я все время уходил от луча, а они, бедные, наверное, руки себе намозолили. Но все-таки я могу точно сказать: контакта не было. Я прибыл на Аврору совершенно инкогнито, да…
– И слава Богу, – отреагировал Этерлен, иронично улыбаясь. – Чего орешь? Ром, кажется, в кухне.
– Ты хорошо управился, – сказал Хикки, поглядев на часы. – Быстро летаешь, я бы так не смог. Тут столько гравиполей, что мои штурманы иногда по два часа не могут войти в систему. И движение, как на перекрестке в Сити…
– Нужно «скользить» поверх полей, – объяснил Лоссберг. – И, главное, не бояться.
Он взял протянутый Хикки стакан и уселся за стол. В углах просторной кухни еще лежала неубранная пыль. Хикки не думал, что им придется задержаться в этом убежище надолго.
Ужинали в недолгих портлендских сумерках. Этерлен как следует выпил за упокой души своего друга, задумчиво пожелал всем спокойной ночи и убрался наверх, в тесную комнатку под самой крышей. С его уходом в кухне наступила тишина. Ирэн свалила тарелки в автомат, вытащила откуда-то столетней давности роман в кричаще-яркой обложке и уселась на веранде под мягким красным плафоном.
Лоссберг налил себе полный бокал – Бог знает, какой по счету.
– Хорошо, – сказал он, глядя, как течет в окно сизый дым сигары.
– Что – хорошо? – не понял Хикки.
– Так… идиллический вечер в загородном доме. У меня на Сент-Илере нет покоя от насекомых, а здесь, надо же, – никого. Сухо, наверное?
– На Авроре вообще мало вредителей.
– А у нас еще такие птички водятся, с шестью, зараза, крылышками. На свет летят тучами, и пищат, сволочи, всю ночь. Хм-м… Как жалко все это терять.
– Что ты имеешь в виду?
Лоссберг отпил пол-бокала, шумно выдохнул и затянулся.
– А ты не знаешь? Кто из нас выживет? Ты, я?
– Может быть, кто-то и выживет.
– Но не мы, это точно. Давай трезво смотреть на вещи, Хик: мы славно пожили. Вкусно ели, сладко спали, имели девочек…
– А жизнь теперь поимеет нас – ты это хочешь сказать?
– Смешно, Хик. Человечество прошло через свой Золотой век. Просто у нас эта беда случилась гораздо раньше, чем у прочих – мы сами знаем, почему. Да? Я не достал тебя своей философией?
– Отнюдь, я не прочь потрепаться на умные темы. Но неужели тебе действительно так уж жалко? Я думал, что у таких как ты вырабатывается привычка к смерти. К своей собственной в первую очередь, а? Или нет?
– Ja, ja, – хмыкнул Лоссберг. – если б все было так просто, то меня бы уже сто раз укокошили. Привычка к смерти – да, и еще сто раз да. Но быть солдатом еще не значит быть ходячим покойником. Я это понял лет так в двадцать пять, когда из моего курса осталось всего двести с чем-то человек. А выпускались – почти триста. За восемь лет упокоились все, кто привык к смерти с первого курса… и это в невоюющей Империи. А что будет, когда начнем воевать? Ведь мы же не умеем, и учиться не хотим. Сколько мы продержимся – лет пять, не больше? Сейчас Флот укомплектован молодой придурней, мечтающей героически погибнуть в первом же бою. А дальше? Ну, допустим, я умею выворачиваться из чужих прицелов. Таких как я, наберется еще десятка три. Еще, может быть, найдется пара сотен ребят, не стремящихся на тот свет раньше сроку… и все?
– Вот поэтому меня и мобилизовали, – тихо произнес Хикки и потянулся к бутылке. – Нам нужны пираты… Я уж не знаю, что там напридумывал дорогой наш Дедуля, я не думаю, что вся эта сволочь будет командовать регулярными подразделениями, но сейчас ему до смерти нужны пираты и конвойники. Они, как ты знаешь, воевать умеют. По полной программе.
Лоссберг рассеянно побарабанил по столешнице. Глядя на него, Хикки подумал, что эта идея не нова. Возможно, она уже приходила в голову самому Лоссбергу или кому-то из таких же, как и он, молодых асов: эти люди умели соображать не хуже теоретиков из Генерального Штаба.
– Я начинаю понимать, – признался Лоссберг. – Но не будем пока об этом. Ты знаешь, как я попал на Флот?
– Ты никогда не рассказывал о себе, – пожал плечами Хикки. – Правда, когда мы с тобой только познакомились, ты нажрался в Порт-Кассандане до зеленых чертиков и плел что-то о своем папаше и его бирже, но я ни черта не понял. Да я и не прислушивался, в общем-то.
– Я родился с серебряной ложкой во рту, – усмехнулся Лоссберг. – Мой папаня – совладелец крупнейшей кассанданской биржи. Помимо этого у него заводы, торговые дома и прочее дерьмо. Причем семейство огромное, и порядки – не забалуешь. Никаких «лишних книжек», ничего военного вообще: каста! К девяти годам меня определили в лучший коммерческий лицей Империи. Ну, я проучился там два месяца. Коротенькие стрижечки, все только на «вы», причем преподавание на двух языках – или русский, или английский. Я, кстати, с тех пор по-русски не очень-то… А потом, – Лоссберг весело подмигнул Хикки и взялся за стакан, – я удрал в Академию.
– Х-ха! – восхитился Хикки.
Он прекрасно знал, что в Империи железно соблюдается старая традиция: ребенок, успевший добежать до ближайшего вербовщика и подписать с ним контракт, становится недоступен для разгневанных родителей. Контракт подписан – все, теперь он является собственностью Флота или ПДС. Девяти-десятилетний паренек, скорее всего, становится кадетом одной из Академий, чтобы через восемь лет адски тяжелой учебы получить офицерский меч и золотые погоны. Подросток постарше, – рядовым, но и он, безусловно, имеет право на высшее военное образование. Никакие, даже самые богатые или высокопоставленные родственники не в силах вырвать отрока или девушку из цепких лап Вооруженных Сил. В армию нередко бежали мальчишки, бредящие романтикой далеких звезд или просто измученные родительской строгостью, девочки, подвергавшиеся насилию в семье… в учебных заведениях работали лучшие психологи на свете, трудившиеся для того, чтобы подобрать ключик к каждой, без исключения, юной душе и убедить ее в том, что выбор не был ошибкой.