Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Шрифт:
Постепенно все ждущие взгляды уперлись в редакторское лицо. Полковник задумчиво катал остро очиненный карандаш по обширной столешнице, не спеша прояснять ситуацию. Но вот карандаш замер на темной полировке.
— Самокритика — это хорошо, — заговорил «царь и бог» газеты. — Особенно если бы вы, Александр Валерьевич, с аналогичной принципиальностью разбирали и собственные материалы. Они, смею вас заверить, пока тоже да-алеки от идеала. Одно мне неясно: как вы, сами будучи «на отделе», сию зарисовку к печати-то подписали?
— Не
— …решил отличиться, — подсказал замредактора полковник Аистов. — Зарисовка, конечно, проходная. Только мог бы и промолчать. Автор — коллега по отделу, журналист только начинающий…
— Значит, не мог, — с вызовом ответил Альмин. — Здесь дело принципа.
— Его-то ты как раз и нарушил, — подключился к разговору майор Бессонов из отдела боевой подготовки.
— А хоть бы и так, — пошел ва-банк «пропагандист». — И… что?
— Да напрасно… — только и ответил «боевик».
— Мне интересно иное, — приглушенно произнес начальник отдела писем подполковник Коломчук. — Во-первых, обсуждал ли до летучки Альмин с Федоровым его зарисовку?
— Ни словом, ни намеком, — пояснил бывший комвзвода, видя, что с ответом «принципиальный критик» не спешит.
— Вот это — совсем не здорово, — вклинился редактор. — Вас, товарищ майор, отнюдь не красит.
— Ладно, теперь второе, — вновь взял слово Коломчук. — Вчера дежурным редактором был ваш покорный слуга, так что правилась зарисовка на моих глазах, и насчет «целых кусков» Александр явно хватил через край. Так в чем же тогда «дело принципа»? Бей своих, чтоб чужие боялись? Тут ведь опосредованно и в адрес Корявина упрек: он-то, мол, начальник, куда смотрел?
— Согласен, не стоило так материал громить, — высказался следующим ответственный секретарь газеты полковник Передатько. — Ну, лобовой, ну, без «изюминок», так ведь нужный же по тематике…
— Ну и, может, хватит тогда над проходным материалом копья ломать? — предложил майор Дубцов из отдела партийной жизни. — Был бы смысл…
— Поддерживаю, — присоединился капитан Репьев из отдела авиации. — Я, кстати, об очерке Коломчука хотел доброе слово сказать…
Обсуждение номера продолжилось по накатанной колее.
Но вот редактор задал обязательный для финала посиделок вопрос: «Какие будут вопросы?»
И к главному начальнику вдруг обратился сам автор «проходной» зарисовки:
— Товарищ полковник… мне можно? Понимаете, «В гости к внуку» вообще-то писал не я, моего там одна подпись…
— Не понял, — насторожился Чаров.
— Да все просто. Фактуру по этому деду-ветерану я из командировки привез сверх плана. Доложил Корявину — тот сразу как насядет: срочно готовь зарисовку! Пришлось в субботу отписываться. Ладно… В понедельник, с утра, отнес я готовый материал Виталию Сергеевичу, а перед обедом он мне рукопись на стол — швырь! И без обиняков заявляет: это, мол, графоманское убожество, которому в мусорной корзине только и место! Спрашиваю: может, исправить как? Нет, шумит, бредятина подобного рода никакой правке не подлежит!
— Так прямо и сказал? — удивленно перебил Передатько.
— Слово в слово, — подтвердил Федоров. — И вручил… целиком переписанный материал на ту же тему. Больше часа из-за тебя, говорит, бездельник, убил. Учись, как добротно писать надо! Немедленно перепечатай, не изменяя ни единой запятой, и сразу мне — я его уже в секретариате заявил! А с подписью, уточняю, теперь как? Оно ведь получается и не мое вроде, хотя фактуру-то я брал… Может, две фамилии поставить? Корявин наотрез — оставляй одну свою! Ну, мне чужого текста не надо. Забирайте тогда, говорю, вашу рукопись, а я свой вариант в мусорную корзину выкину, раз только там ему и место. Виталий Сергеевич прямо затрясся — и с шипением: «Ты — военный человек?»
— «Так точно», — соглашаюсь. — «Что такое приказ — знаешь?» — «Само собой…» — «Вот я тебе и приказываю: немедленно перепечатать — и чтобы ни единой запятой! Не изменяя! И свою подпись! Исполняйте!»
— Так. По-моему, это уже никому не интересно. Затянули мы сегодня летучку, пора по рабочим местам, — прервал исповедь капитана Чаров.
— Извините, товарищ полковник, — с внезапным упорством возразил Федоров, — но майора Альмина вы не перебивали, хотя он редакционное «вето» нарушил. Меня же лишаете возможности защититься.
— Ну, хорошо… — нехотя выдавил Чаров. — Закругляйтесь, только в темпе.
— Понял, — коротко ответил капитан. — Не пойму, убей бог, другого. Я ведь выполнил приказ начальника. Незаконный, но выполнил. И теперь меня, за чужие слова, — в грязь лицом! А все вроде как «не заметили»… Так будет ли Альмин и дальше настаивать, что подполковнику Корявину, с его двадцатилетним стажем работы в газете, в ней «не место»? Или, может, Александр Валерьевич сам не в состоянии отличить «добротный», как оценил себя сам наш общий начальник, материал от писанного стилем «ниже низшего»?
Федоров сделал маленькую паузу и подвел резюме:
— Угадайте с трех раз: какая версия — правда? Лично я думаю, Альмин пытался вытереть об меня ноги, дабы самому, за счет критиканства начинающего журналиста и псевдопринципиальности, сорвать мелкий политический капиталец…
Взоры офицеров разом переместились на вчерашнего дежурного. Уши его побагровели. Альмин нервно заерзал на стуле и неуверенно подал голос:
— Ну… Корявин, наверное, торопился перед отпуском…
— Врешь! — вспылил Федоров. — Он зарисовку в секретариат сдал и еще два дня на службу выходил! Не виляй! Говори прямо: нужно гнать Виталия Сергеевича из газеты в три шеи?