Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

Ошевнев Федор

Лейтенант Марат Киндинов. Год с небольшим назад с отличием окончил Московский университет нефти и газа имени И. М. Губкина. Базовый факультет, специальность — бурение нефтяных и газовых скважин. Еще в середине последнего курса студентом, уже имеющим в активе несколько блестящих, восхищающих неординарностью научных работ, всерьез заинтересовался начальник военного секретного НИИ. Экспериментальный элитный институт разрабатывал перспективные сорта ракетного топлива и горючего для военной техники. Генерал обещал Марату золотые горы и скорейшую защиту кандидатской диссертации, — стоит лишь надеть на плечи офицерские погоны. Возможность для этого имелась: престижный вуз военную кафедру сохранил.

Получив университетский

диплом и звание лейтенанта запаса, выпускник вуза решение связать судьбу с армией принял не сразу. А поначалу съездил на родину, где и провел последние каникулы, детально обсудив с родителями предлагаемый ему вариант трудоустройства. Уже ближе к концу июля созвонился с генералом, дав согласие на службу. И вскоре направил стопы в райвоенкомат, где подал рапорт об аттестации в армейской системе. К нему приложил привезенное из столицы — пришлось туда лишний раз прокатиться — отношение о предоставлении ему должности именно в упомянутом НИИ. Получил направление на военно-врачебную комиссию, обследовавшую молодого специалиста на предмет годности к военной службе. С медициной проблем не возникло, и в военкомате с завидной быстротой оформили личное дело, переслав его в секретное учреждение, где к концу сентября со вчерашним студентом был заключен трехгодичный контракт на военную службу.

Ужасный поворот судьбы: едва успел новоиспеченный лейтенант проработать в НИИ полтора месяца, как генерал скоропостижно скончался от обширного инфаркта: прямо в ходе рабочего совещания. Новый же руководитель — бывший зам покойного — спал и видел на должности Марата своего зятя. И хотя тот звезд с неба в науках никогда не хватал, короткая кадровая борьба тем не менее завершилась вручением Киндинову предписания, повелевающего «убыть для дальнейшего прохождения службы» к новому месту. На капитанскую, только теоретически равнозначную прежней, должность преподавателя — командира учебного взвода в ШМАСе, дислоцирующемся отнюдь не в столице. Офицер поначалу даже вовсе хотел разорвать контракт. Впрочем, поразмыслив и учтя трудности грядущего трудоустройства на «гражданке», с увольнением решил пока повременить и убыл в периферийный областной центр.

Малопрестижную службу взводного Киндинов «тащил» добросовестно. Теоретические занятия с солдатами — будущими лаборантами ГСМ на военных аэродромах в целом вел грамотно. Но, несмотря на почти энциклопедические познания в нефтегазовой области, преподавательского опыта ему еще предстояло много добирать. Да и как строевик он, понятно, смотрелся пока весьма посредственно. Чего вовсе нельзя было сказать о физической подготовке Марата: в школе он серьезно увлекался снарядовой гимнастикой, к выпуску выполнив норматив кандидата в мастера спорта. В вузе же на первых курсах разрывался меж тренировками и занятиями научной работой, но в итоге ради последней с гимнастикой с сожалением «завязал».

По приезде в часть, в незнакомый город, лейтенант-холостяк вечерами вновь стал регулярно наведываться в спортивный зал, тем более что он в ШМАСе оказался оборудован профессионально. Особенно силен Киндинов был на перекладине, где без видимых усилий крутил «солнышко», и даже с перехватом рук, а завершал зрелищное упражнение эффектным соскоком с сальто.

Однако с недавних пор он свои тренировки заметно сократил — когда возвратился из календарного отпуска, опять же проведенного в родных пенатах, с молодой женой, очаровательной блондинкой в стиле Мэрилин Монро. Избранница только что окончила вуз, но с дипломом технолога по машинам и аппаратам пищевых производств пока домохозяйничала: работы по профилю, увы, не предвиделось.

Что касается заместителя командира части — начальника учебной части, то Чердаков два месяца назад прибыл в ШМАС еще с майорскими погонами на плечах с должности начальника штаба ОБАТО — отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения: на повышение. И, конечно, мало что смыслил в учебных занятиях по оборудованию складов горюче-смазочных материалов, применению ГСМ, анализу ГСМ… Вот Общевоинские уставы — это знакомый коленкор, тут можно и шашкой помахать! Особенно в части знания УГ и КС (Устава гарнизонной и караульной службы). А про методику и прочие теоретические учебные премудрости «учебки» Николай Ярославович даже и малейшего понятия не имел. Что самое прискорбное — овладевать всем этим он явно не торопился. В конце концов, не ему же лично будущих младших авиаспециалистов конкретно готовить, он — бери выше! — руководитель, контролирующее звено! А других проверять всегда и куда проще. Тем паче, чувствуя за спиной мощную родственную поддержку — попробуй без нее, за счет только личных морально-деловых качеств, к тридцати трем годам и уже на подполковничью должность пробиться!

Не успел «зампоуч» толком оглядеться, в какую струю он попал, как часть с помпой отметила пятидесятилетие «папы» — полковника Сергачева. Завершал праздник роскошный банкет в лучшем ресторане города. На правах первого командирского зама к кругу избранных (функционеры из администрации области, директора предприятий, военком, начальник УВД и даже архиепископ — юбиляр слыл дипломатом и умел строить добрые отношения с любым власть имущим лицом) был приобщен и майор Чердаков. Но место ему выделили на самом дальнем конце стола и не предоставили слова для тоста, а ведь офицер специально заготовил солидный спич на бумажке и даже перед зеркалом в поте лица усердно репетировал!

Отчасти от обиды, отчасти от обилия спиртных напитков на богатом столе Николай Ярославович злоупотребил ими. В ресторан же после рабочего дня прибыл в форме.

А по завершении банкета приключился ужасный казус…

Отметим, что в городе, помимо ШМАСа, имелось два военных училища: связи, а также летчиков и штурманов ПВО, личный состав которых друг друга изрядно недолюбливал. На беду Чердакова, в тот день в городе за порядком по армейской линии надзирали связисты, и душевно набравшийся майор, трудно вышагивавший к стоянке такси, нарвался возле нее на возглавлявшего комендантский патруль полковника-краснопогонника. Вид пьяненького расхристанного офицера с голубыми просветами наплечных знаков различия немедленно привел «надзирателя» в ярость. «Голубой», в свою очередь, недовольный внеплановой встречей, загнул в полковничий адрес «дифирамб» по матушке этажей на пять. И в итоге — уникальный для старшего офицера случай! — он вскоре очутился в гарнизонной комендатуре, на гауптвахте.

Выручал своего нового зама весьма раздосадованный этаким финалом личномасштабного праздника сам юбиляр.

История получила мгновенную и широкую огласку. Как по этому поводу выразился комроты Пекарин, «пьяному море по колено, а лужа — по уши. Но вот „чердак в пьяной луже“ — это весьма, весьма оригинально».

А на следующие сутки в часть секретной почтой пришла выписка из приказа командующего войсками военного округа: о присвоении охвостившемуся майору звания подполковника.

В ШМАСе немедленно родился анекдот. «Что нужно сделать для получения очередного воинского звания? Нажраться до потери пульса на халяву в кабаке, попасться на глаза комендантскому патрулю, отсидеть ночь на гарнизонной „губе“ — и готовься назавтра принимать поздравления».

Уважения и популярности случай этот Николаю Ярославовичу отнюдь не прибавил. А тут теперь еще и с телефонной записью непонятка. Хотя что уж тут особо было и понимать…

В кабинете заместителя командира части по воспитательной работе сам утробистый подполковник Анюшкин восседал в старинном, чуть ли не дореволюционном кресле и за широченным столом с полуэллипсным вырезом в крышке — для удобства размещения раздавшегося вширь живота. Комбат и ротный довольствовались местами за скромным приставным столиком. Лейтенант Киндинов стоял в торце мебельной буквы «Т».