Чертова пляска
Шрифт:
— Из того оврага и явится, — развёл тот руками. — Вот… Что знал — сказал. Сам-то я местности не знаю. Сами понимаете: служба такая, от дома далеко не отлучаюсь. Спасибо вам ещё раз, великий вы человек.
Домовой поклонился мне до самой земли, потом выпрямился, исполнил резкий поворот на месте и исчез.
— Ну, шкет, — покачал я головой. — Ладно. Идём к Фёдору. Чую, накатить надо, вайб соответствующий пошёл.
— Вот и у меня тоже, — поддакнул Захар, который хоть и не знал, что такое «вайб», но нутром чуял, что не голодовка,
В пустом трактире за столом сидели молча. Восстанавливали калории после удачной охоты. Это только кажется, что ничего не делали. Посидели, постояли, зарезали мелкую тварюшку и ушли. А думать сколько пришлось? А нервов потратить? Во-о-от. Об чём и речь. Обязательно надо пожрать. И запить чем-нибудь вкусным.
— Итак, — сказал я, отодвинув пустую тарелку. — Чего там с оврагом, кто туда насрал?
— Да никто туда не срал, — пробубнил с набитым ртом Захар. — Наверное. Про заложных покойников знаешь ведь?
— Ну. Упыри, вурдалаки, русалки.
— Да не. Ну, не совсем. Народ раньше верил, что если человек нехорошей смертью умер — руки на себя наложил, к примеру, утонул, там, другое, — то его нельзя на кладбище хоронить. И поминать нельзя. И вообще ничего нельзя.
— А что с ними делать?
— А вот, всякие овраги и канавы в помощь. Кой-где даже закапывать считалось, нельзя. Мусором всяким, лапником закидывали, сиречь — закладывали. Отсюда пошло «заложные покойники». Самоубийц — тех на перекрёстках закапывали, а потом этих перекрёстков боялись.
— Умно, — одобрил я. — Где-то даже гениально. Ну а что? Лучше знать, куда бояться. Чтоб не бояться сразу везде.
— Вот и овраг тот — одно из таких мест.
— Потому что там гадов хоронили? Все они водку пили, проклятыми были?
— Вроде того, да. В общем, я думаю, не врёт домовой. Самое место чёрту, чтоб выскочить.
— Показать овраг сможешь?
— Покажу. Только днём.
— Ну, покажешь днём. А второй раз десятком пойдём туда ночью. Да ещё и безлунной. Эй, Фёдор! — крикнул я дремлющего за стойкой хозяина. — Когда там у нас лунное затмение?
На ответ я особо не рассчитывал, но Фёдор приятно удивил:
— Так через две ночи на третью!
— О как. Ну, хорошо, определённость появилась. Ладно, давай допиваем — и спать. Завтра с утра ещё поработать придётся.
— Кстати, а чего ты в конторе этого мужика забыл?
Я сделал пару глотков, поставил кружку в сторону и вздохнул.
— Интуиция, Захар. Охотничья интуиция. Две недели чуждый домовой никак себя не проявлял, а потом вдруг начал исполнять. Странное это.
— Но ты ж ещё до того, как про две недели услышал, хотел в контору идти.
— Твоя правда. Домовой с костями-сосудами — это тварь. Твари людям — враги. Единственное исключение, которое я до сих пор видел, это твоя Марфа. Но это — исключение, подтверждающее наличие правила. Ей возможность дали стать
— Ну?
— Ствол гну. Такой порченный домовой по определению будет пакостить хозяевам. В том числе и предыдущим. Верно?
— Да.
— Звезда. Значит, на предыдущих жильцов тоже бы все жаловались. Так или не так?
— Верно, — состорожничал Захар.
— Значит, какой вывод напрашивается?
— Какой?
— Да не было у прежних жильцов никакого домового. Ну, может, и был, только не тварный, а обычный, и нас эта тема не интересует. А появился домовой аккурат через две недели. С единственной целью: изгадить жизнь Андрею Михайловичу.
— А зачем?
Я опорожнил кружку и встал.
— Ложись спать. Утром разберёмся. Фёдор! Я в новый корпус твой просочусь, апартаменты опробовать?
Фёдор аж остатков сонливости лишился. Очень уже ему хотелось, чтобы я опробовал новую комнату.
— Я, право же, не понимаю, чего вы хотите, — волновался Андрей Михайлович.
Мы перехватили его утром на полдороге к конторе. Захар был злой и невыспавшийся. Я был тоже невыспавшийся, но добрый. Предчувствовал интересные приключения.
— Да посмотрим просто и уйдём. Не волнуйся, — похлопал я его по плечу.
Андрей Михайлович постарался успокоиться, но получилось так себе. Всё равно косился то на меня, то на Захара. Захар, к слову говоря, тоже ничего в нашей миссии не понимал, но предпочёл сделать морду кирпичом. Получилось ничего так. Растёт пацан, матереет. Глядишь, и косячить скоро перестанет. Ну, совсем-то не перестанет, конечно. Все косячат, даже я иногда. Но блин, всосаться в Западню, которую только что на твоих глазах поставили — это уже вообще.
Контора располагалась неподалёку от городской управы. Тоже, как я понял, принадлежала правительству. И рабочее пространство там выглядело точно так же: огромное помещение с опорными колоннами, опен-спейс, где над бумагами, счётами и арифмометрами корпели несчастные сотрудники.
В воздухе пахло безысходностью. Я две секунды тут простоял — и уже захотелось натереть верёвку мылом. Как тут люди работают?! То ли дело у нас: воля, свобода, магия, оружие! Ходи, убивай тварей, насвистывай. Но — увы, для этого, конечно, Сила нужна. Которая не каждому даётся.
— Вот, тут и работаю, — пролепетал Андрей Михайлович. — Там стол мой, вон он, возле окна.
Я увидел пустующий стол и кивнул.
— Так. Ладно. Враги у тебя тут есть?
— Христос с вами! Какие враги? — Андрей Михайлович перекрестился. — Я же совершенно мирный человек.
— Должность выше средней по палате?
— Простите?
— Люди в подчинении есть?
— Н-не то чтобы. Но с господином начальником отдела лично говорю, и вроде как ответственность несу…
— И поэтому тебе жалованье срезали?