Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Шрифт:
– А как же! Погоди.
Булат перевел взгляд на мертвецов, усиленно преодолевавших разделявшие их семнадцать метров. Разбил локтем окно тойоты, заглянул внутрь и взялся за магнитолу. На электронном табло высветился список доступных треков. Что тут у нас? Классика. Урок немецкого «Неправильные глаголы». Михаил Круг? Прости, но сегодня юго-восточный, а не северный. А это что?
Булат расплылся в довольной улыбке. Что ж, это будет в самый раз.
В окне тем временем показался Питонин с двухметровой косой в руках – Костяной. Вопреки боевому имени, которое довольно легкомысленно дал Булат, кошмарная коса целиком и полностью состояла из полос углеродистой стали, вырванных из развороченных рельсов. Известно, что родилась она вместе с чудовищным слухом о женщине, перерезанной пополам поездом и охотившейся на заблудших путников, кто имел неосторожность оказаться ночью на железнодорожных путях.
В бюро «Канун» коса попала уже в качестве заслуженного трофея, в те же сутки получив статус любимицы Булата.
Питонин с раздражением заворчал: коса, ощутив близость хозяина, тонко завибрировала, будто полотно пилы, по которому легонько стукнули гвоздем. Полицейский прикинул расстояние до труподела. Метров семьдесят, не меньше. Еще, чего доброго, в дохлых демонстрантов грохнется.
– Дерьмо. Булат, я не докину!
– Доверься ветру, Капитон! – Сотрудник бюро неким шестым чувством ощущал, что Костяная не подведет. Такая необъяснимая уверенность обычно бывает, когда предчувствуешь, что получишь нежданную премию – или попадешь под колеса фургончика скучающего таксидермиста. И то, и другое лучше действительно предвидеть.
– «Доверься ветру». – Питонин отступил от окна. – Вот же говнюк. – Затем рванул вперед и, ни на что особо не рассчитывая, метнул косу на манер копья.
Костяная, ко всеобщему вздоху живых, противоестественно перешла в горизонтальное вращение. Скользя по воздуху бритвенным диском, она преодолела парковку с мертвецами и со шлепком влетела в раскрытую ладонь сотрудника бюро. После чего испустила легкую, сладкую вибрацию.
– Снова в деле, да, крошка? – Булат погладил ручку Костяной, покрытую микроскопическими ямочками и плавно переходящую в острое полотно лезвия с кровостоками. Нырнул в тойоту и выкрутил в магнитоле громкость на полную. Колонки зашипели. Запустил подобранный трек. – Ну что, восставшие, тряхнем песочком?
Загремели первые аккорды песни «Хочу перемен» группы «Кино», разносясь далеко по парковке и отражаясь от домов Богучарской.
Булат взобрался на крышу продукта японского автопрома, перехватил косу на манер гитары и «заиграл» на ней. Хладные трупы облепили транспорт. Первые алчные руки заскользили по штанинам, пачкая их землей и мазками формалина.
Раздался харизматичный голос Виктора Цоя, и молодой человек с невозмутимой улыбкой влетел в толпу покойников. Добро пожаловать в промышленный усекатель конечностей имени Булата! Костяная нарезала, крошила и укорачивала.
На лицо подпевавшего сотрудника бюро брызнуло вонючим черным чаем.
Из окон полицейского управления и квартир соседних домов полились восторженные вопли. Сердца вновь принялись толкать по венам надежду и лошадиные дозы никотина. Громче всех кричал, конечно же, Питонин. В основном чтобы не вздумали стрелять и накрывали на стол. Ему-де дорогого гостя принять надо.
За те минуты, что играла песня, Булат расправился со всеми.
Двери полицейского участка распахнулись.
Желтоглазый сотрудник бюро пристроил Костяную на плечах, закинул на нее руки и вошел с таким довольным видом, будто он только что выкосил мозолившую глаза лужайку на заднем дворе, а не расчленял мертвых. В счастливых, изможденных взглядах полицейских и горожан, нашедших ночью укрытие в управлении, читалось вдумчивое изумление. Борода. Волосы в крови. Желтые глаза, будто волк в сумерках затаился.
А потом все зашептались.
– Святой Флорентий, говорили же, помер он! – воскликнул мужик с бельмом на правом глазу.
– Сам ты «помер». Похищали его! Вот прозондировали и вернули.
Но последующая фраза перекрыла все домыслы козырем идиотизма.
– А я слышал, он Пампушку Всевластия нашел, – вставил субтильный очкарик, прибежавший из дома вместе со своей взбалмошной кошкой. – На член надеть надел, а снять не сумел. Так и ходил – очарованный бубликом.
Все замолкли, внезапно осознав, что такой бред могли нести только настоящие кретины. Очкарик покраснел.
Булат вздохнул:
– Я был в коме.
– В республике? – с осторожностью уточнил бельмоглазый.
– Издеваетесь? В настоящей!
Оттолкнув очкарика и растрепанную шатенку, прятавшуюся в управлении не столько ради безопасности, сколько ради бодрящего секса, к Булату выбрался Питонин. Сорокадвухлетний коренастый полицейский, как всегда, с раздражением сопел. За вечно красным лицом, казалось, зрел оглушающий крик. Он напоминал безбородого злобного гнома, узнавшего о неверности супруги, пока он, бедолага, надрывался где-то в копях и рудниках.
Питонин какое-то время изучал Булата – а потом заключил в медвежьи объятия.
– Вопрос на пятнадцать суток: выпьешь?
– А то! – Булат рассмеялся. Он только сейчас ощутил, что чертовски проголодался. – Заодно и болты поболтаем.
– Чего?
– Поговорим.
– А.
Под шушуканье за спиной они поднялись на третий этаж, миновали бежевый коридор со стульями и засаленными следами на стенах, оставшимися от постоянного отирания теми, кому сидеть совсем не хотелось (во всех смыслах), и вошли в последний, просторный кабинет.
Внутри, обхаживая один из рабочих столов, хлопотала полненькая блондинка-лейтенант. Она как раз заканчивала вытряхивать из упаковки нарезанный черный хлеб, подвигая его стопкой к нехитрой закуске: перловой каше, соленьям, крупной колбасной нарезке и прочему, что могла предложить скорая рука, недавно державшая оружие. Сквозь приоткрытое окно врывался зловонный ветерок. Под ногами скрипели гильзы.
Питонин с недовольством махнул в сторону девушки:
– Лаванда.
– Горная? – Булату совершенно некстати вспомнилась песня 6 .
6
«Горная лаванда», исп. С. Ротару.
– Нет, Гжельская. Из столицы приставили. Поднимать паранормальную целину, а заодно мне – давление.
Блондинка-лейтенант густо и восхитительно зарделась. Глаза напомнили прозрачные голубые блюдца, за которыми скакало нечто щенячье. Булат с безразличием подумал, что именно вот такие, со свисающим жирком, но очень теплые, будто прогретый водный матрас, на первом свидании прикидываются простушками, после чего ночью выжимают из твоей мошонки все соки, словно сливки – из пакетика.
– А вы… вы знаменитый чертовидец? – Голос Лаванды прерывался от восторга, будто ее в этот момент подвергали сексуальной асфиксии. – О Боже, я думала, вас убили! А вы вон какой… живучий. – Фраза получилась довольно зловещей, но никто не обратил на это внимания. – И никто не знал, где вы… И все эти страшные вещи почему-то до вас тоже не добрались… Необъяснимо, да?