Чертово колесо
Шрифт:
— Я все сделаю, — ответил Пилия. — Но меня многие знают…
— Здесь, но не там… А вор будет предупрежден. Ему тоже под прикрытием ехать легче. Другого выхода нет. Главное, чтоб этот проклятый чемодан прибыл сюда.
Но собой не рискуй! Дороже жизни — только смерть во сне! — непонятно закончил Большой Чин, поцеловал Пилию в лоб и мельком взглянул на часы. — Денег не жалей. Скажешь потом, сколько потратил, я все возмещу вдвойне. Ну, иди!
— Когда лететь?
— Чем быстрее, тем лучше. Надеюсь на тебя. — И Большой Чин направился к своей
А Пилия еще некоторое время сидел в садике, переваривая поручение человека, которому был многим обязан в жизни. Оставшись бессильным сиротой, он ни за что не выплыл бы из нищеты, если бы не помощь Большого Чина, дальнего родственника и благодетеля, который поселил Пилию у своей двоюродной сестры, содержал, устроил на юрфак, а потом — в милицию. Большой Чин занимал очень высокий пост, но чем в действительности занимался — Пилия не знал. Несколько раз привозил для него из Москвы портфели-дипломаты с деньгами — и все. Сейчас вот чемодан с опиумом… Надо ехать!
6
Кока по кличке Иностранец, рыжий Тугуши и Художник с опаской приближались к Сололаки. Вечерело. По булыжным мостовым разлеглись первые тени. Сумерки витали над крышами, путались в проводах. Деревья угрожающе вздыхали, скрипели ветвями, вздымая листву. Чтобы войти в этот район, надо миновать кафе-мороженое, возле которого группа рослых парней придирчиво и тщательно осматривает прохожих.
Это — биржа, а парни-биржевики наводят порядок: разнимают потасовки, решают споры, собирают слухи и сплетни, следят за щипачами, которые крутятся тут же, возле «Ювелирторга». Если кто-нибудь (вроде милиции или чужаков) вызывал у биржевиков подозрение, то известие передавалось через молодую поросль дальше, на другие посты. А наверху, у ресторана «Самадло», в районе Комсомольской аллеи, могли побить и просто так, для острастки — зачем по чужим районам шляться? Чего тебе тут надобно? Что высматриваешь и вынюхиваешь? Что потерял? Что надеешься найти?
Поэтому друзья шли тихим гуськом. Посты миновать никак нельзя. Впрочем, терять им нечего, кроме вшивого стольника, который они несли Анзору, чтобы тот купил для них таблетки с кодеином.
На бирже дежурили трое парней, явно в хорошем настроении. По счастью, Кока был шапочно знаком с одним. Обстоятельно расцеловались. Было заметно, что страж торчит под каким-то тонким кайфом.
— Морфий? — с завистью спросил Кока, умевший безошибочно определять, кто сколько чего и когда принял «на вены».
— Чистый! Ампулы! — хриплым шепотом подтвердил биржевик, расчесывая под полосатым «батеном» волосатую грудь.
Другой страж, поочередно задирая на поручень ноги в замшевых ботинках, истово чесал щиколотки. Третий, флиртуя с официанткой, без конца поправлял узел галстука, сидевшего на нем, как на корове седло. Кока по их усиленной чесотке, опухлости и бордовости понял, что морфия уколото немало, но все-таки уточнил:
— Куба по три вмазали?
— Я — три, они — по четыре.
— Откуда
— Конский морфин. Из Сванетии один ветеринар привез. Списанный. В огромных ампулах, кубов по двадцать каждая. Как морковка! — Биржевик показал на пальцах, какие огромные эти ампулы.
— Зачем лошадям морфий? Они и так быстро бегают, — вставил Художник для поддержки разговора.
— Вы что тут, в Сололаки, при коммунизме живете? — с открытой завистью вякнул Тугуши. — Весь народ на паршивом кокнаре сидит, а здесь — чистый морфий! Как в Раю!
Страж покосился на него, но промолчал.
— Взять эти ампалухи нельзя?.. — без особых надежд спросил Кока.
— Нет, все уже разобрано, — отрезал страж. — А вы куда собрались? — Он скептически осмотрел румяного Тугуши и длинноволосого Художника, но от лишних замечаний воздержался: холодная корректность высоко ценилась в этом районе.
— Да вот товарища навестить.
— Кто это у нас болен? — хрипло поинтересовался второй биржевик, который теперь пытался карандашом чесать ноги под носками. — Что-то «скорая помощь» тут не проезжала.
Третий стражник болтал с официанткой через открытую витрину, но зорко поглядывал на пришельцев, руки из-за пазухи не вынимая.
Врать было бесполезно.
— К Анзору идем, — признался Кока. Страж странно ухмыльнулся:
— Таблетки от кашля взять хотите?
— Угадал. Говорят, Анзор берет… Кодеин хороший…
— Да, говорят… чистый… хороший… — неопределенно отозвался тот и чуть отошел в сторону. — Что ж, идите.
— Только смотрите, от кайфа не загнитесь! — непонятным тоном добавил второй, а третий спросил невзначай: — На сколько хотите взять?
— На стольник.
— Ну, ничего, немного… Анзор недавно здесь был, сказал, что домой пойдет, покемарить.
— По слухам, он сам очень плотно на большом заходе сидит? — загорелись глаза у Тугуши, но его холодно остановили:
— А тебе что за дело?
— Просто так… — растерялся Тугуши.
— Просто кошки сосутся… Мы же не спрашиваем у тебя, сколько раз твой дедушка по ночам в туалет ходит! Зачем совать нос в чужие дела? — назидательно сказали ему.
По этой прелюдии Кока понял, что надо побыстрей уматывать, попрощался и заспешил вверх по улице Кирова, тихо отчитывая Тугуши за неуместные вопросы:
— Какое тебе дело, как кто сидит?! Ты ведь знаешь этих сололакских, они чересчур щепетильные, им слова лишнего не скажи! А ты лезешь с вопросами! Прямо в душу!
— А там, в твоем Париже, про душу забыли начисто? — спросил Художник.
— Да помнят, только каждый про свою личную и собственную, а не про соседские. Не твое собачье дело, сколько Анзор в день кодеина глотает!
— Просто… — промямлил Тугуши.
— Про «просто» тебе тоже уже сказали… Кошки сосутся… Хорошо, что не продолжили… В Тбилиси всегда так было — все про всех всё знать должны! — добавил Кока и начал, как обычно, ворчать про варварские обычаи и глупые порядки.