Чертово колесо

Гиголашвили Михаил

«Да, опиум нужен на этом свете, живым не хватает!» — подумал Пилия, и мысль о чемодане опять стала скрести его скребком — как он упустил чемодан?!.

Он перешел к другому кружку. Там хипповатого вида и неряшливо одетые типы обсуждали какие-то свои проблемы, причем разговоры о рублях и подрамниках перемежались именами Гойи, Магритта и Хуана Миро. Это, видимо, дружки по малеванию… Где же тут могут быть те, кого искал Пилия?

Он тихо вернулся. Кукусик сидел в сторонке на скамейке, блаженно раскинувшись.

По лицу его растекалась розовая истома, он активно чесался и курил.

— Эй! Держи себя в руках! На обезьянью задницу похож! — словами майора сказал ему Пилия.

— По херу мне все, до лампочки, — сказал Кукусик. — Вот уеду сегодня на море и буду там на солнце лежать!

— Куда собрался? В Абхазию? Тебе абхазы быстро устроят море.

— В Аджарию поеду, — беспечно отмахнулся Кукусик, прикуривая одну сигарету от другой и почесываясь ногами, как собака.

Вдруг он насторожился:

— Арчил пришел, Тугуши! Вон, с рукой в гипсе, челюсть подвязана. Он, говорят, тоже с Художником был, когда они сгорели.

— Да? Они сгорели? — в первый раз услышал Пилия. — Где?

— Где-то кололись, ацетон разлился — и все… Вот этот — Тугуши. А рядом с ним Ладо.

Пилия вгляделся в парня. Да он же знает его!.. Это тот Ладо, который сидел с ним в машине, а потом в закусочной, когда их обворовали!.. Да, был на заднем сиденье, и они вместе обедали в тот злосчастный день!.. Надо с ними поговорить. Пилия прошел сквозь людей и негромко обратился:

— Эй, браток! Как поживаешь?

Ладо узнал Пилию, удивленно ответил:

— А, ты!.. Да ничего.

— Что, знал покойного? — спросил Пилия.

— Да, вместе еще в детский сад ходили, на немецкий, к танте Нине.

— Понятно. А так все в порядке?

— Как будто бы. Интересно, не нашли этих сук-воров, которые украли наши вещи? — спросил, в свою очередь, Ладо, вспоминая, с каким остервенением Пилия метался тогда на шоссе.

— А! — Пилия скорчил рожу. — Где их найдешь?.. Да ладно, черт с ним, забудь… у меня там ерунда лежала, пара трусов и маек… Просто дело принципа! А у тебя что-нибудь ценное было?

— Нет, что могло быть? Я нищий…

— А вы вообще каким образом в Сочи оказались? — по привычке поинтересовался Пилия.

Ладо замялся:

— Да… У Анзора там дела были, он предложил съездить… В ресторане посидим, девочек пощупаем…

— Ну и как, пощупали?

— Да… Русские девочки были… Лица у них, правда, простые, но фигурки отличные…

— Лица у наших лучше, это так, — ответил Пилия. — Но с нашими лучше не связываться, им палец в рот не клади… А кто рядом с тобой? Познакомь!..

Тугуши во время их разговора стоял, как мышка, не решаясь уйти и не понимая, что это за тип и чего ему надо.

— Это инструктор, Арчил Тугуши. В горкоме комсомола

работает.

— Арчил! — подтвердил Тугуши высоким от волнения голосом, с трудом приоткрывая вывихнутую челюсть и инстинктивно ворочая пальцами правой руки в гипсе, которую он не мог подать для знакомства.

— Что с тобой? В аварию попал?

— Можно так сказать. В аварию.

— Что с вами происходит? Художник тоже, говорят, как-то странно скончался… Пожар, что ли? — Пилия мотнул головой в сторону подъезда, откуда начали выходить люди, а новых не пускали, что означало скорый вынос тела.

Тугуши вяло согласился:

— Да, где-то пожар был… и он как-то там оказался…

— Где-то, кто-то, что-то, когда-то… Если где-то у кого-то совесть нечиста, как поется в песне… — засмеялся Пилия (он решил этих двоих оставить в покое — зачем они ему? Одного он знает, другой — калека, своего горя хватает). — Ничего, наука для вас. В следующий раз будете огнеупорные жилеты надевать перед ширкой.

Ладо укромно промолчал, а Тугуши застыл с приоткрытой челюстью — до него вдруг дошло, что это милиция!.. Ах, не хотел он идти на похороны, не хотел!..

Со стороны подъезда раздались причитания. Понесли цветы. Все это означало, что сейчас настанет минута мрачной тишины, три мрачных удара о притолоку, а потом будет вынесен гроб.

Пилия, привыкший время от времени, как автомат, оглядывать окрестность, заметил, что группа воронцовских парней, которые раньше проходили мимо него, обступили теперь скамейку, где сидел Кукусик. Почуяв неладное, Пилия бросил Ладо и Тугуши:

— Ну, ладно, ребята, мне пора! До встречи! — и поспешил к скамейке.

В это время толпа стала раздвигаться вширь, делиться, давая места процессии: мужчины на руках выносили из подъезда гроб. Плач усилился. Виляя среди толпы и застревая, Пилия кое-как пробрался к скамейке. И увидел, что парней нет, а Кукусик — полулежа, весь в крови — корчится и икает на скамейке.

Несколько разрезов на рубашке. Лицо Кукусика тоже изрезано, но под кровью не видно, насколько сильно. Он охал, хватаясь руками справа за живот, где темнело бурое пятно. Не приближаясь, Пилия сказал:

— Сиди! «Скорую» вызову! — постучал в окно первого этажа и попросил пожилую женщину вызвать «скорую»: — Вон там, на скамейке, парня ранили!

— Да, да, вижу! — захлопотала женщина.

— Покажете врачам! — приказал ей, а сам, не возвращаясь к скамейке, сдернув шапочку и очки, поспешил в сторону набережной, обогнул Дом бракосочетания и бегом поднялся к Главпочтамту.

В голове был хаос. Кукусика порезали, хорошо, если не убили… Мака в больнице… Портфель с деньгами и сумка с бирюльками в квартире у Маки… Надо что-то предпринимать, чтобы не потерять и последнего…