Чертово озеро
Шрифт:
– Ясен пень, - ответил тот.
Ждали мы с час, замерзли, и отправились домой.
– Говорил что ничего там нет.
– Просто сегодня не такой день.
– А какой им нужен?
– Я завтра спрошу у Степана.
Утром шел сильный дождь. Тетки ушли к родственникам Витьки, а бабка отправилась в лес за еловыми ветками. Их будут разбрасывать перед пустым гробом. Водолазы из областного центра отказались погружаться в наше озеро.
В этот день, естественно, на озере никто не купался. Днем починили трансформатор, но на душе все равно неуютно. Я сидел на чердаке и слушал, как по шиферу стучит вода.
– Цып, цып, - сказал я печально.
Курица не отреагировала. Правильно, сиди себе, пока не трогают. А то братец придет, может и пнуть.
А вечером мы узнали, что на озере утонула тетка из Рябиново. Точнее, толком еще не ясно, откуда она, но Степан сказал, что из Рябиново. Тетка пришла купаться вместе со своими родственниками, и они теперь стоят на берегу озера с черными лицами. Так сказала бабка. А еще она сказала, что посередине озера плавает надувной мяч, который принесла утонувшая.
Я представил, как разноцветный мяч плавает на воде, и передернул плечами. Жутковато.
– Пошли мяч смотреть, ночью, - шепнул мне братец.
– Пошел к черту!
– заорал я, топая ногами.
Последнее время братец очень сильно злил меня, своей идиотской манерой ходить и смотреть на чужую беду. Как что случится: "пошли смотреть", "пошли смотреть". Помню, когда на трассе автобус задавил мужика, то он тоже тянул меня смотреть, мол, кто-то положил на глаза мертвеца монеты. Я тогда месяц думал, зачем глазам монеты, но ничего не придумал, а спросить не решился.
– Тише вы!
– шикнула на нас бабка, - у людей горе, а вы кричите.
Я неожиданно разозлился и на бабку. Все лето у кого-то горе, и все лето надо сидеть тихо, потому что кто-то утонул. Я не помню, когда последний раз хоть кто-нибудь в нашем доме смеялся. Нет, один раз смеялась тетка, когда ей за шиворот упала сороконожка, но она это делала не от радости, а от щекотки. Прыгала по комнате, и смялась. А теперь не смеется. Сидит вся такая расстроенная, попивает чаек с сушками, чмокает губами. И бабка сидит, тоже тянет чай. Размочит в нем печенье, посапывает в кружку, и ничего ей не надо, лишь бы тихо было и печально.
Пошел на кухню и налил себе этого дурацкого чаю.
Буду и я, сидеть грустный, отхлебывать из кружки. Раз все так делают.
На следующий день утонули сразу двое. Причем, из нашей деревни. К Исаевым из города приехали родственники, пришли ранним утром с ранней электрички, и чтобы не будить никого, решил искупаться в озере. Вот и искупались. Только две кучки одежды остались на берегу, да несколько чемоданов.
Исаевы долго не могли понять, кто именно из городских родственников утонул, долго вызванивали с почты, а потом, когда разобрались, на них, как сказала бабка, "не было лица".
Я даже один раз видел, как у одного мужика, которому лошадь ударила в лоб копытом, исчезло лицо. Но это, конечно, совсем не то.
В этот же день хоронили Витьку, точнее пустой гроб, внутри которого стояла трехлитровая банка с водой из озера. Я не пошел, у меня болит живот, когда я слышу как кричат родственники. Мне их очень жалко в такой момент, внутри все сжимается, и я чувствую себя полным негодяем, потому что еще жив.
Братец, конечно же, пошел. Я злился на братца, представляя его любопытствующую морду. Если бы я был родственником Витьки, я бы дал ему по сопатке, да прогнал к чертям свинячим.
Я гулял на выгоне, хотел раскопать муравейник, чтобы найти главную муравьиху, но ноги сами собой понесли меня на озеро. Не знаю, что я там забыл, просто очень хотелось посмотреть, будет ли кто-нибудь сегодня купаться там, или, все-таки, поостерегутся? Идиотский порыв, конечно, но все у меня внутри перемешалось, что я не мог не думать об этом чертовом озере, потому что если я о нем не думал, мне сразу становилось страшно.
На озере никого не было, разве что на противоположном берегу, Степан ловил рыбу. Я обошел озеро, чтобы посмотреть, много ли тот поймал. Раньше я никогда не видел, чтобы в нашем озере кто-то пытался рыбачить.
– Много наловил?
– спросил я.
Степан кивнул на ведро, стоявшее неподалеку и прикрытое пленкой. Ведро было полное. Какие-то здоровенные рыбины, усатые.
– А что это за рыба?
– Налимы, сомики...
– И как они в этом озере живут?
– полюбопытствовал я.
– Так им корму тут полно, - неприятно засмеялся Степан, - вон сколько тонет.
Когда до меня дошел смысл сказанного, я ошарашено отошел от Степана, а потом и вовсе, побежал со всех ног.
Так страшно мне еще не бывало никогда. Не знаю, просто отчаяние какое-то накатило.
Как они мне все надоели!
Около дома, на лавочке, сидела бабка. Я примостился рядом с ней, чтобы не было так страшно. Бабка сидела в какой-то древней жилетке, с черной вышивкой в разных местах. От нее пахло чем-то неприятным, затхлым, да и сама бабка казалась какой-то мертвой. Морщинистая вся, и эти ужасные гнилые зубы, и гробовая накидка.
Я немного отодвинулся от бабки.
– Набегался, соколик?
– неожиданно ласково спросила она.
– Ага, - я кивнул.
– Я вот, - бабка помолчала, - всегда не своя после похорон. Надо время чтобы отойти. Думала, старая стану, привыкну. Ан нет. Не привыкла. Что же это за озеро, наказание за грехи, охо - хо...
Бабка закряхтела, встала, и, опираясь на черную палочку, пошла к своему дому. При ходьбе она сильно наклонялась вперед, а левую руку держала за спиной. Если бы она меня ночью назвала соколиком и улыбнулась, я бы сразу загнулся от страха. Я так подумал, а потом мне стало совестно. Сам вырасту, точно также скрючусь, буду шоркать ногами и кашлять. Если раньше не утону в озере, а в этом я уверен, то есть, что не утону. Меня никаким печеньем туда не заманишь. Лучше буду старым как сушилка.
Я неожиданно засмеялся. Не знаю, почему мне пришло в голову это слово, я даже не знаю, как такие сушилки выглядят, и есть ли они вообще на свете, но мне было очень смешно. Я сидел и смеялся, пока из соседского дома не вышла баба Надя и не уставилась на меня. Лицо у ней было печальное, наверное, как всегда, перебирала фотографии мертвых родственников. Я соскочил со скамейки и пошел к речке, но по дороге меня опять согнуло, так что я, в конечном счете, поскользнулся и упал в крапиву. Там, конечно, я перестал хохотать, не до этого было.