Червоточина
Шрифт:
– Ой, лучше не надо! – взмолилась Соня. – Я так устала, что и сама сейчас глупая, безо всякой логики. Ты лучше по-простому расскажи: что за поезд, куда ехал, кто там был?.. И… как ты сумел вернуться?
– Поезд был самым обычным. Точнее, вагон – самый обычный. Только он был прицеплен сам за собой – не знаю, сколько раз. Я пытался пройти в соседний, но попадал всегда в один и тот же.
– Может, он был кольцом? Как змея, кусающая свой хвост?
Нича сдвинул брови. На лбу пролегла складка. Он вновь заводил по столу вилкой, «рисуя» ею окружность. Наконец хмыкнул:
– Ничо так! Интересная мысль. А говоришь,
– Ты не сказал, в том вагоне ехал кто-то еще?
– Ехал, – как-то странно хмыкнул Нича и снова уперся взглядом в стол. – Всего лишь один человек, но зато…
И тут зарычал волк. Соня вздрогнула и посмотрела на дверь. В ее проеме стоял Виктор, а Юрс возле его ног изготовился к прыжку. И Соня была почти уверена, что если бы Нича не замолчал – волк бы точно на него прыгнул.
– Ой, Юрсик, ты чего?! – вскочила она. – Это же наш Коля, он вернулся!
– А может, не наш? – хмыкнул Виктор. – Может, собачка чужака почуяла?
Юрс мгновенно развернулся и, задрав морду к лицу Виктора, зарычал теперь на него.
– Ты чего?.. – попятился парень. – Я пошутил!.. – И буркнул, глядя на Соню: – Ты бы покормила его, а то на людей бросается уже.
– Я кормила, – стала оправдываться Соня. – Он все сосиски слопал…
– Сосиски!.. – не унимался Виктор. – Такую лошадь телятами надо кормить.
Волк снова зарычал, и Виктор быстро поправился:
– Извините, обознался. Волка, конечно же. Вот только телят, увы, нет.
– Есть еще немного колбасы, – сказала Соня. – Юрс, ты будешь колбасу?
Волк шумно сглотнул. Соня положила в миску остатки колбасного батона – не больше четверти, – и не успела поставить ее на пол, как Юрс выхватил колбасу зубами и тут же проглотил. После этого он неспешно прошествовал в прихожую и улегся, нацелив булавочные головки зрачков в дверной проем кухни и наведя туда же локаторы поднятых ушей.
– Интересно, чем ты собираешься кормить его завтра? – скривил губы Виктор. – А заодно и нас.
– Есть еще сыр… – начала Соня, но ее оборвал Нича:
– Ничо так! А почему Соня должна об этом думать? По-моему, добывать пищу – дело мужчин.
– Вот именно, – не остался в долгу Виктор. – И кое-кто из этих мужчин как раз и ходит на разведку. А кое-кто – на поездах катается.
Нича стал медленно подниматься из-за стола, но Соня встала между парнями.
– Не ссорьтесь, мальчики! Сегодня все перенервничали, устали… Пойдемте спать, а утром на свежую голову подумаем, что нам делать дальше.
Предложение было разумным, но Виктор оставил все-таки последнее слово за собой:
– Я еще чай не пил. Вот попью – тогда и лягу.
5
Хоть и старался Геннадий Николаевич держаться бодро, на самом-то деле переживания за сына выбили его из колеи. Он был растерян, подавлен, испуган. Хотелось выть, материться, бить кулаками в стену и в то же время разрыдаться, упасть ничком на кровать, зарыться с головой в подушки, отгородиться от жестокого мира непроницаемыми перегородками, а лучше – выключить сознание напрочь. В этом мог бы помочь алкоголь, но Бессонов прекрасно знал, что это лишь кажущееся спасение. Потом станет еще хуже, намного поганей, совсем беспросветно. Плавали, как говорится, знаем. Шестой десяток на исходе, удалось кое-что в этой жизни понять и некоторые ее уроки усвоить.
Да и какие могут быть «уходы из мира» и прочие истерики, когда рядом жена, Зоюшка! Только за счет его уверенности она еще и держится. Видит, конечно же, что большей частью эта уверенность напускная, но хватается за нее, как за соломинку, и пока это ее выручает. Да и ему присутствие рядом жены дает очень многое – можно долго размышлять, что именно и насколько важное, но в том-то и дело, что подобные вещи ни взвесить, ни оценить нельзя, нужно лишь принимать их с благодарностью и возвращать, не раздумывая, сторицей.
Геннадий Николаевич обнял жену за плечи и сказал:
– Пойдем-ка, что ли, чаю попьем.
– Давай, – поднялась Зоя Валерьевна. – Ты посиди, я сейчас заварю.
Супруга ушла на кухню, а Бессонов машинально взял пульт телевизора и нажал первую попавшуюся кнопку.
– …Краснодарского края произошла трагедия, – выхватил динамик обрывок фразы диктора. Лицо говорившего изобразило скорбь, но тут же стало по-деловому сосредоточенным. – Сегодня, примерно в полдень, над Черным морем в районе поселка разразилась мощная гроза, и многолюдные пляжи быстро опустели. Однако в море еще оставались купающиеся, когда молния ударила в акваторию одного из пляжей. После окончания разгула стихии спасателям удалось достать из воды три тела. Как минимум еще двенадцать человек на данный момент считаются пропавшими. На месте трагедии продолжаются поиски.
Геннадий Николаевич поежился. Не столько из-за ужаса трагедии – хотя людей ему, конечно, было жалко, – сколько от того, что холодок неясного еще предчувствия пробежался по спине, перебрался на грудь и легонько сжал сердце. Трагедия. Погибшие, а главное – пропавшие люди. Как это похоже на то, что случилось утром у них… Хотя море есть море, там пропасть – еще не значит исчезнуть буквально. И все-таки…
Бессонов еще соображал, стоит ли рассказывать об услышанном супруге, как диктор перешел к зарубежным новостям. И первой из них оказалась еще одна трагедия, на сей раз в Австрии. Поезд рельсового фуникулера, перевозивший на горнолыжный курорт туристов, попал под обвал в трехкилометровом туннеле в Австрийских Альпах. На месте катастрофы уже через полчаса начались спасательные работы, но пока из-под завала удалось извлечь только восемь тел. До самого поезда спасателям пока не удалось добраться.
Что-то в этом сообщении показалось Геннадию Николаевичу нелогичным, но первой несоответствие заметила Зоя Валерьевна, которая, оказывается, зашла в комнату, чтобы позвать его на чай, да так и замерла в дверях, услышав новость.
– Гена, но как же?.. – растерянно спросила она. – Как же нашли тела, если не добрались до поезда?..
– Не знаю, – пожал плечами Бессонов. – Это действительно странно. Может, обвал произошел не мгновенно, и кто-то успел выскочить, побежать назад?..
– Наверное, так, – кивнула супруга. – Бедные они, бедные!.. – Она постояла, теребя рукав кофты, а потом сказала совсем тихо: – Ты знаешь, я почему-то сразу Коленьку вспомнила, эту аварию утром… Тоже ведь погибшие были, а сама машина исчезла.