Чешуя

Волковский Андрей

Бледные до синевы девочки отдышались и выпили лекарство. Потом Оля сказала:

— Я устала. Голова болит. Хочу спать.

Ужик легко подхватил сестру на руки и унёс из кухни. Аля сложила руки на столе, опустила голову и сидела без движения, пока брат не забрал и её.

Ужик вернулся и вздохнул:

— Вот так всегда. Сейчас хотя бы по квартире ходят. В детстве ещё хуже было. А зимой девчонкам вообще плохо. Ладно, давайте чай пить.

Дождь вскоре кончился. Можно было бы и за выклюнями ехать, но тут Полозу позвонил потенциальный клиент, и он извинившись

удалился. Кобра и Аспид тоже засобирались домой: всё равно без Полоза уже не то.

Ужик давно привык к тому, что близняшки не гуляют, не ходят в школу, с ними нельзя съездить за город и даже сходить в кино. Он очень надеялся, что однажды им станет легче, и девчонки смогут играть и бегать, можно будет свозить их в парк, в лес, в цирк в соседнем городе. Но с каждым годом надежды становились всё призрачней. Врачи находили у близняшек симптомы двадцати болезней сразу — и не могли диагностировать ничего конкретного.

За десять лет жизни Оля и Аля видели все местные больницы и медцентры и полсотни иногородних. А ещё бабок, шаманов и целителей. Увы, все они оказались шарлатанами. После «целителя», предложившего вернуть здоровье девочкам за один сеанс, если родители оформят на него дарственную на свою квартиру, отец семейства заявил, что больше ездить ко всяким знахарям они не будут.

Эдик во все глаза смотрел на сестрёнок, но, увы, не видел никаких сущностей, которые могли бы портить жизнь девчонкам.

Сам Ужик, его старшая сестра и родители были на удивление здоровы, и порой Эдику становилось мучительно стыдно перед близняшками за то, что он большой, сильный и выносливый. За то, что он спокойно дышит, легко бегает и не знает, что такое мигрень, судороги и одышка.

Через две недели после встречи Змей с сестрёнками позвонила Кобра.

— Здорово, Ужик!

— Привет!

— Слушай, я правильно помню: твоим сёстрам становится хуже зимой, то есть когда холодает?

— Ну да, а что?

— Есть одна мысль…

— Кобра, ты с этим не шути, ясно?

— Ты чего, Уж? Я не шучу. Я помочь хочу.

У Ужика где-то внутри заныло. Страшно и радостно.

— Что такое? Говори!

— Тихо, тихо, пока ещё ничего не ясно…

— Нет, начала — значит, говори.

Кобра вздохнула и сказала:

— Я всё думала про эту болезнь. Странная она, не находишь? Но ничего по нашей части не видно. Тогда я у Шпиля спросила: бывает ли так, что болезнь от существа, а оно само не заметно? И он сказал, что бывает! Есть растительные паразиты, типа медвежьего сонника, например, и мелкие твари, которые, допустим, в воде водятся. Их можно только специальными знаками обнаружить. То есть надо знать, что ищешь и как это что-то искать конкретно.

Кобра прервалась. Судя по бульканью, на что, чтобы попить. Затем продолжила:

— Мы с Аспидом кучу записей перерыли, таблицу начертили с симптомами, но тут надо ещё кое-какую дополнительную информацию получить. Кое-что могу у тебя спросить: например, девчонки как давно болеют?

— С рождения.

— А ваша мать, когда была беременна, за границу не ездила?

Ужик

задумался. А ведь точно: они вчетвером ездили в Турцию где-то за полгода до рождения девчонок. Если подумать, то мамка точно была беременна во время поездки.

— Ага. В Турцию.

— Турция… — повторила Кобра.

— Отлично! Подходит! — послышался радостный голос Аспида.

А потом он добавил:

— Ой, то есть не отлично, конечно… ну, я просто так сказал…

Кобра кашлянула и засыпала Ужика вопросами о состоянии сестёр. Потом спросила, можно ли глянуть на результаты их анализов за все десять лет и задать им пару вопросов о самочувствии и ощущениях.

— Понимаешь, — сказала она, — если мы точно установим, что это, мы сможем изгнать эту тварь!

— Но ведь в больницах есть видящие… — возразил Ужик, очень боясь поверить. — Почему никто не заметил?

— Да потому что не видно этих тварей, я же говорю! Тем более если девчонки заразились от матери ещё эмбрионами — это вообще очень редкий случай!

— Но мамка-то здорова!

— А когда беременная была, как она себя чувствовала?

Ужик вспомнил, что последние три месяца до родов мама действительно чувствовала себя плохо, но и она сама, и все остальные полагали, что это объясняется естественными причинами.

— Вот, её организм боролся с тварью и победил, а эмбрионы защититься не смогли. Я думаю, это суру — турецкое существо типа «паразит». Живёт в воде и может вызывать одышку и состояние, схожее с отравлением. Но здоровый организм его в итоге исторгает. Настоящую угрозу он представляет для новорождённых в первые два месяца жизни и для беременных. Для младенцев местные обряд специальный проводят.

— Надо ещё проверить! — встрял Аспид.

— У нас тут есть знаки на опознание суру. Если это оно, то я знаю, какой ритуал может помочь! Ну, если нет, то будем дальше искать. Давай я тебе фотку знака пришлю, а ты девчонок проверишь?

— Хорошо! Я перезвоню потом.

Сердце замерло, а потом заколотилось часто-часто. Неужели Оле и Але всё-таки можно помочь? И родителям — Ужик не дурак, он понимает, как сложно им с такими нездоровыми детьми.

Часть Ужика уже ликовала в предвкушении, а другая боялась разочарования. Он посидел без движения пару минут, унимая и неуместную пока радость, и преждевременное отчаяние.

Посмотрел на присланное Коброй фото: да уж, знак сложный! Надо потренироваться, чтобы быстро и по возможности незаметно начертить его в комнате девчонок.

До близняшек он дошёл только через полчаса: еле удалось освоить замысловатый знак.

Оля рисовала, Аля спала. Он тихонько вошёл в комнату, прижал палец к губам, чтобы Оля не разбудила сестру, и сел на пол у кровати девчонок. Мол, просто так зашёл — соскучился. Дождался, пока Оля вернётся к рисованию, и начертил знак металлическим перстнем, который на последний день рождения ему подарил Полоз. Знак засветился и завис в воздухе, искрясь и сияя. Это оно! Это точно суру!

Ужик вскочил, разбудив сестру, и выбежал из комнаты.