Чесменский бой
Шрифт:
Поняв, что Гассан-бей ушел окончательно, Спиридов велел через Федора Орлова всем возвращаться. А сам вызвал к себе на борт Эльфинстона. Отбросив антимонии, пригрозил адмирал англичанину, что отныне в случае неподчинения он просто-напросто отберет у него все корабли. Угроза неожиданно подействовала, и Эльфинстон несколько притих.
А дозорные фрегаты уже волокли перехваченный французский транспорт. Капитан судна предъявил коссамент на груз табака из Салоник. Разговорившись, он сообщил русским морякам, что, не далее чем день назад, его судно было задержано и осмотрено турками,
– Имеются ли войска в Салониках? – полюбопытствовали дотошные досмотрщики.
– Восемь тысяч отборнейших воинов под началом четырех пашей! – был незамедлительный ответ.
Наблюдательного француза отпустили с миром. Плавание продолжалось. В течение нескольких последующих суток ничего существенного не произошло, если не считать стычки младшего Орлова с Эльфинстоном.
Дело обстояло следующим образом. Маясь от скуки, напросился Федор Орлов съездить с первым подвернувшимся поручением к Эльфинстону. Встретившись, они тотчас принялись хамить друг другу как могли. Началось с того, что, задетый за живое наглостью Орлова, Эльфинстон хорошенько ругнул его по своей обычной привычке. Не привыкший к такому обращению со свой особой, Федор без долгих раздумий полез в драку. Насилу разняли. На прощание контр-адмирал пожелал юному графу сдохнуть без причастия, тот же, не найдя других аргументов, отомстил обидчику метким плевком.
Эскадры меж тем подходили к острову Зея, где было решено дать роздых уставшим командам. Больных снесли на берег, здоровые штопали паруса и креновали суда. «Устрицы по всему днищу поприлипали так крепко, что их отбивали и отколупывали ножами… Черви, жрущие обшивные доски, собою весьма малы, рогаты и несколько похожи на морских раков… Едят они дерево, кое помягче, крепкое или совсем обходят или поменьше, что им вкусно, сжирают все».
Но отдохнуть и починиться не удалось. Местные рыбаки принесли тревожную весть: – Вблизи появились турки!
Поиск неприятельского отряда был поручен Эльфинстону. Три линейных корабля и два фрегата вышли в море. Негропонтский рейд, где накануне видели вражеские суда, был, однако, пуст. Лишь у самого берега уныло качалась на волнах ветхая турецкая фелюка. Захват судна Эльфинстон поручил своему зятю, лорду Эффингейму, вместе с которым послал в поиск и сыновей. В полночь суденышко было взято на абордаж. Эффингейм горделиво доложил адмиралу, что фелюка отбита лихой атакой. Лорд беспардонно врал: команда суденышка сбежала на берег еще засветло. Довольный одержанной победой, Эльфинстон притащил фелюку к эскадре, на виду у которой она и рассыпалась… Глядя на плавающие доски, на кораблях смеялись: – Не попал по коню кнутом, так хоть по оглоблям!
После неудачи у Негропонта стало очевидно, что турки улизнули из здешних вод окончательно, и Спиридов повернул обратно.
А вскоре достигла русских моряков печальная весть – пал Наварин. Все ходили будто оглушенные, еще бы: ведь пал последний оплот экспедиции в Морее.
На следующий день показались вдали неизвестные суда. По бортам цвета охры и по четкости маневров быстро определили – свои! То был отряд бригадира Грейга. На грот-брам-стеньге «Трех Иерархов» реял кейзер-флаг, поднятый по дерзкому своеволею Алексея Орлова. Прогремела тридцатизалповая салютация. Орлов ждал к себе обоих адмиралов.
И Спиридов и Эльфинстон сразу же высказали ему свои взаимные претензии. Главнокомандующий разбираться не стал: – Оба хороши! Екатерине отписал он по этому поводу следующее: «Если бы Эльфинстон хоть чуть проиграл, от бешенства… его могли бы все в порте быть заперты и неизбежно погибнуть, а теперь все мы вместе, что Бог даст»*.
В конце встречи Спиридов попросил Орлова подождать, пока прибудет вызванный им с «Евстафия» флаг-капитан Плещеев. Далее разговор шел уже при наглухо закрытых дверях. Выслушав доклад Плещеева о преступной деятельности контр-адмирала Эльфинстона, Орлов долго молчал, перебирал представленные ему бумаги. Затем задумчиво посмотрел в открытое окно адмиральского салона.
– Не могу я, едва вступив в командование обеими эскадрами, начинать с ареста одного из командующих. Чтобы в Петербург под конвоем отправлять, мне надо самому приглядеться к деяниям его.
– Деяния имеются, ваше сиятельство, и вы об этом знать уже изволите! – сдерзил Плещеев. Но Орлов пропустил дерзость мимо ушей.
– Верно говоришь, каперанг, но спешить я все же на сей раз не стану.
Пятнадцатого июня корабли подошли к острову Парос и, найдя укромную бухточку у местечка Трия, принялись пополнять запасы воды.
– Худая стоянка лучше доброго похода! – шутили на кораблях.
Парос – жемчужина Эгейского моря, родина Фидия и Праксителя.
Солдаты и матросы, будто дети, радовались густоте трав, воркующим в зелени голубям: – Вот где, Господи, благодать-то!
С «Ростислава», торопясь, перегружали на «Гром» бомбы. На «Саратове» спустили бригадирский брейд-вымпел. Злопамятный Эльфинстон добился своего: Ивана Барша* отстранили от капитанства. Сдавшего командование «Саратова» бригадира определили в младшие лейтенанты… Так были оценены заслуги этого боевого офицера.
Наступала пора решающих сражений на море. Российская эскадра, покидая гостеприимный Парос, держала курс к анатолийским берегам. Где-то там, по сведениям арматоров Лабро Качиони, должны были находиться морские силы Великой Порты. Русские моряки выводили свои корабли с великой верой в успех. Им нужна была только победа!
За резными окнами кормовой адмиральской каюты лениво плескалась волна. «Реал-Мустафу» легко покачивало. Возлежа на подушках, Гассан-бей Джезаирли и торговец Ахмет-ага потягивали кофе и поругивали нерешительного великого адмирала.
– Ясно одно, – рассуждал Гассан-бей, – гяурам долго без портов в здешних водах не продержаться, нам следует истощить их в бесплодных скитаниях в море, а затем внезапно напасть и истребить!
– Светел твой разум, Джезаирли, – кивнул головой Ахмет-ага, – но послушай и мой совет. Не нравятся мне рыбаки, что крутятся все время подле нас. Поверь мне, пока их ладьи будут рядом, презренный Спиритуф будет знать о нас все!
Гассан-бей, поднявшись, подошел к растворенному окну и в раздумье глянул в голубую даль, где белели косые паруса греческих фелюк.