Чесменский бой
Шрифт:
Капитан «Святослава» Иван Барш вызвал наверх абордажные партии. Обнажив шпагу, бригадир указывал ею предмет атаки – ближайший неприятельский корабль. На лезвии шпаги золотом сверкало: «Виват Россия».
– Примем смерть за Отечество! – говорил он обступившим его офицерам.
Рядом с Баршем его сын Николай, взятый отцом в экспедицию. Страха ни у кого не было, русские моряки готовились дорого отдать свои жизни. И случилось невероятное – противник побежал. Четырнадцать турецких линейных кораблей спасались от двух русских…
Углядев внезапное бегство адмирала турецкого, воспрянул духом адмирал английский.
– Прибавь парусов! – всполошился он. – В погоню. Однако в наступившей темноте неприятель был скоро потерян из виду. В батарейных деках зажгли боевые фонари. Эльфинстон приказал идти в темень наудачу…
С первыми лучами солнца противники вновь обнаружили друг друга. Стоял полный штиль, и паруса висели тряпками. Подцепив корабли галерами, турки торопливо утаскивали их в глубь залива под защиту крепости Наполи-ди-Романи.
Теперь русским морякам, кроме тысячи корабельных пушек турецкого флота, противостояли еще и сотни орудий береговых фортов Паламето и Бакайя. Но собранный на «Святославе» совет решил единодушно: – Атаковать неприятеля со всею фурией!
В три часа пополудни эскадра вошла в гавань и решительно напала на вражеский флот, стоявший в строю полумесяца. Стойко выдержав огонь береговых фортов, корабли сблизились с неприятелем на картечный выстрел. Особенно удачно маневрировал в тот день «Святослав».
Устранившись от участия в бою, Эльфинстон передал всю полноту власти Хметевскому, сам оставаясь бездеятельным наблюдателем. И Хметевский творил чудеса! Он попеременно разворачивал свой корабль к неприятелю то одним, то другим бортом, поражая его в упор. Ошалевшие турки отвечали неточно. А Степан уверенно вел за собой эскадру, не давая противнику пристреляться. Все шло просто великолепно, пока не опомнился Эльфинстон.
– Капитан! – закричал он, срываясь с места. – Так биться не надлежит! Это не в правилах линейного искусства, где же стройность и красота батальной линии? – И тотчас отменил уже начавшийся поворот оверштаг.
Корабль замер на месте, сразу превратившись в отличную цель для турок. В мгновение ока разлетелись оба кормовых балкона. Эльфинстон вновь растерялся. И тогда Хметевский сделал единственно возможное – встал на шпринг. Под ураганным огнем опомнившегося противника он блестяще исполнил этот сложнейший маневр. Орудия «Святослава» держали под прицелом почти весь турецкий флот. – Картуз! – хрипели осипшие от крика канониры. И картузы с порохом тут же исчезали в орудийных жерлах. Ударами прибойников их ловко досылали до казны. Затем пыжи, ядра и снова пеньковые пыжи. – Пали!
Горячий воздух ударял в лица людей, обдавая их пороховой гарью. На турецких кораблях уже занимались первые пожары. На воздух одна за другой взлетели шесть галер…
– Поднажмем, братцы, самая малость осталась! – ободряли уставших артиллеристов офицеры. – Целься вернее!
И в эти минуты, когда победа была близка, как никогда, Эльфинстон велел, обрубив якоря, уходить из бухты. Со сжатыми до боли кулаками бросился к контр-адмиралу Степан Хметевский: – Почему? Англичанин был невозмутим:
– Ночью может заштилеть, тогда неприятель атакует нас галерами. Поэтому следует убраться из его ловушки, пока не поздно.
Не было у капитана «Святослава» в запасе таких слов, чтобы высказать все, что на душе накипело. Его линкор оставлял поле брани первым. На залитых кровью палубах матросы кричали об измене. Прорезав вражеский строй, русские корабли покидали Новополийскую бухту.
Столь явное преступное поведение командующего Второй эскадрой не могло остаться незамеченным и привело к беспрецедентному для русского флота событию. На военном совете капитаны кораблей отказались выполнить приказания командующего, если он не подчиниться их требованиям. «Русские держались в это случае совершенно иного мнения, а командор (капитан корабля «Саратов» И. Я. Барш. – В. Ш.) имел даже смелость довести до сведения адмирала, что он решил отделиться от эскадры, если адмирал не намерен идти на соединение с отрядом адмирала Спиридова», – писал один из британских офицеров бывших на Второй эскадре.
Едва вдали замаячили паруса турецкой армады, капитан пинка «Святой Павел» Джеймс Престон велел ворочать на обратный курс.
– Сдается мне, что в предстоящей свалке наш адмирал обойдется и без нашей скромной помощи. К тому же судно просто забито больными! – заявил он своему соотечественнику доктору Роджерсу.
– Но как же без приказания? – наивно удивился доктор. – Каждый умирает в одиночку! – был ему ответ.
Низкобортный провиантный транспорт неуклюже барахтался в волнах, уходя к Наварину. Капитан излагал свои взгляды на ведение войны.
– Мы, англичане, слишком долго оставались в плену рыцарских сентиментальностей и кавалерских изяществ. Здесь же идет борьба за выживание, и степень жестокости определяет сегодня степень успеха. Жестокость – вот чего нам недостает для полного утверждения на этой грешной земле. Но я твердо верю, что придет время и при виде последнего англичанина будут в ужасе падать на колени властители всех народов и государств!
– Позвольте не согласиться с вами, сэр! Что бы ни творилось вокруг нас, мы, как наиболее передовая и просвещенная нация, должны быть выше всех человеческих слабостей и пороков! – Роджерс побагровел от искреннего негодования, слушая цинизм Престона.
Вдали неясно забелело, будто кто-то невзначай мазнул по горизонту краской.
– О черт побери! – сплюнул, наведя зрительную трубу, Престон. – Кажется, мы попались. – Он перегнулся через перила квартердека. – Играть аврал! Ставить грот, фор-марсели и крюйсель!
Однако, несмотря на все принятые меры, дистанция угрожающе сокращалась. Скоро стало отчетливо видно, что судно преследуют две галеры. Когда до них оставалось не более мили, Престон потуже затянул ремни своего видавшего виды чемодана: – Лечь в дрейф и спустить шлюпку!