Чесменский бой
Шрифт:
Тем временем, находясь с флотом в Наварине, Спиридов с утра до вечера играл учения, изматывая людей до последней возможности.
– Жалеть никого не буду! – заявлял он капитанам. – Тут истина проста – больше пота, меньше крови!
Адмирала уже волновали Дарданелльские теснины. По его тайному ордеру Ламбро Качиони произвел необходимую разведку и собрал все нужные сведения по Дарданеллам. Вскоре, стоя перед Спиридовым, он отчитывался о добытых сведениях:
– По всему Геллеспонту имеются три фортеции старые. Пушки в них величины огромной, но все происхождения древнего, забиты в деревянные
– Стены весьма ветхи, и диздары – начальники гарнизонные – боятся, что при первых выстрелах они рухнут. Главный же дарданелльский начальник, Молдаванчжи-паша, велел как можно скорее красить стены в белый цвет, чтобы издали казались они исправными.
Спиридов, разложив перед собой дарданелльскую карту, слушал корсара и морщил лоб.
– А каково движение вод в теснинах сих? – поинтересовался он чуть погодя. Качиони, казалось, только и ждал этого вопроса:
– Летом дует крепкий северный ветер и препятствует морскому ходу из Архипелага, но с первых дней осени он уступает место ветру южному, и тогда запирается корабельный ход из моря Черного.
Адмирал, что-то решая для себя, тщательно замерил на карте медным циркулем отстояние крепостей друг от Друга.
– А каковы твердыни басурманские в самом Константинополе имеются? – спросил, когда циркульная ножка уперлась в рисунок турецкой столицы.
– В самом Константинополе все заброшено и поросло травою, отчего крепости городские ветхи и во многих местах развалены.
– Почему же столь неразумно поступает султан турецкий? – удивился адмирал искренне.
Качиони со значением расправил свои огромные иссиня-черные усы. Знаменитому корсару льстило его особое положение в эскадре.
– Починка крепостей константинопольских почитается делом ненужным. По разумению османскому, Геллеспонт запирает дорогу неприятелю к столице крепко!
– Благодарствую тебя, капитан, за труды твои. Прошу отобедать со мной.
За обедом, где помимо Качиони присутствовали Плещеев и Круз, адмирал продолжил свои расспросы по Дарданеллам. Затем спросил неожиданно:
– А найдутся ли у тебя при необходимости пилоты надежные и искусные, чтобы довести эскадр наш в воды черноморские?
– Таковые имеются с избытком, – тряхнул головой Качиони, – я обещаю твердо!
Плещеев и Круз, пораженные смелостью адмиральских замыслов, застыли с ложками в руках. Первым опомнился Круз:
– Все верно! Главное – ударить хорошим залпом по сералю, да так, чтоб вдрызг! Вот это была бы виктория!
Флаг-капитан Федор Плещеев спросил более рассудительно: – Насколько правдоподобен сей прожект?
Спиридов положил на стол руки, на обшлагах кафтана сверкнули золотом по три пуговицы, положенные по полному чину адмиральскому.
– Все в руках наших, – ответил философски, – надобно только желание иметь. Но возможно сие будет лишь в случае нашей полной виктории над флотом басурманским. В первых числах сентября месяца, как только ветер в проливах переменится на попутный, надлежит нам плыть туда и идти в море Черное, бомбируя в пути своем Константинополь. Отчего, я мыслю, должен султан прийти в смятение полное и мира искать незамедлительно! Об этом мы еще в Кронштадте с Алексеем Сенявиным мечтали, чтобы, соединясь своими флотами, бить неприятеля нещадно. Но тому существует два препятствия: флот турецкий да… граф Алексей!
Вернулись в Наварин корабли Грейга из бесславной Модонской экспедиции. Присмиревший Орлов адмиралу больше не перечил. Не теряя времени даром, Спиридов вышел в море на поиски Второй Средиземноморской эскадры.
Не успели еще в Наварине похоронить умерших от ран, как новое известие – турки двинулись к крепости. Муссин-заде стягивал к Наварину свои лучшие силы.
– Была Триполица и Модон, теперь нас ждет слава победителей Наварина! – внушал он своим помощникам. – Весь мир опрокинется на врагов Аллаха и сделается орудием их погибели. Так предначертано в книге судеб!
Однако осаждать крепость наместник не решился, а, расположившись лагерем неподалеку, выжидал.
Алексей Орлов на турок со стены крепостной поглядывал, поплевывая: – Боятся гололобые виду нашего грозного! Однако обеспокоенные случившимся маниотские вожди отрядили своих депутатов к главнокомандующему.
– Османы не отступили, а пошли к озеру, от которого вода по канавам к крепости истекает, – сообщили они Орлову. – Хотят они перерыть канавы те питьевые.
– Далеко ли до озера-то? – поинтересовался тот не доверчиво.
– По короткой дороге дюжина миль будет, – прикинули греки.
– Нет, – покачал головой граф, – в этакую даль я войска посылать не буду. Кровь людская воды дороже!
Да по правде сказать, и сил у него для такого поиска не было.
Вернулись депутаты маниотские к своим вождям ни с чем. Посовещались те и пошли сами отбивать озеро.
Два дня и две ночи дрались повстанцы и отогнали турок от водопровода, но было уже поздно. Отступая, турки перекопали и разбили все трубы. Наварин остался без воды… В те дни Алексей Орлов писал в Санкт-Петербург:
«Великая государыня! Хотя кроме крепостей вся Мо-рея и очищена от турок, но силы мои так слабы, что я не только не надеюсь завладеть ею, но и удержать завоеванные места…»
Тяжело вздыхая, он макал перо в чернила и, скрипя им по бумаге, продолжал: «Лучшее из всего, что мне можно будет сделать, это: укрепить себя сухим путем и морем; зажечь огонь во всех местах… пресечь подвоз провианта в Царьград и делать нападение морской силой. Трудно будет и сие провести в действо, если скоро не придет Эльфинстон».
После долгих раздумий Орлов решился на шаг крайний – грузить войска на суда.
Несколькими днями ранее он отправил на поиски Второй эскадры несколько кораблей под началом Спиридова. На остальные погрузили людей и припасы и вывели на внутренний рейд.
С черными кругами – следами бессонницы – под глазами выхаживал Орлов взад-вперед по палубе «Трех Иерархов», рядом курил трубку мрачный Самуил Грейг. Наконец Орлов остановился и, взяв голландскую трубу, навел ее на далекий теперь Наварин. В предметном стекле полыхали пожары. Отложив трубу, граф Алексей обернулся к Грейгу: