Чесменский бой
Шрифт:
Происходило невероятное – крошечное каре наступало! Муссин-заде в ярости рвал бороду! – О, Аллах! Дай мне силы, чтобы задушить эту гадюку!
Куда бы ни двигалось каре, везде турки откатывались, расширяя кольцо. Со стороны казалось, будто русские беспорядочно мечутся по долине. На самом же деле Барков рвался к узкому проходу в скалах, видя там свое спасение. А в живых оставалось все меньше и меньше…
До прохода было рукой подать, а янычары добивали последних…
В наступившей темноте спаслись немногие. Из кексгольмцев уцелели лишь сержант с двумя солдатами, вынесшие на плаще тяжело раненного
Несколько суток кряду нес истекающего кровью Константинова Васька по горным кручам. Идти старался осторожно, обходя многочисленные турецкие дозоры, расставленные по всем дорогам. Укрывал его ночами от стужи, днем от палящего солнца. Дементарий от слабости не мог вымолвить ни слова, лишь иногда приглушенно стонал. Переходя ручьи, поил его Васька как ребенка, а потом, взвалив на спину, тащил дальше, туда, где шумело прибоем такое далекое, но такое родное теперь для него море. Чтобы не попасться басурманам, старался Васька идти ночью, днем же отсиживался с раненым в какой-нибудь каменной гряде. Однажды все-таки нарвался на янычар. Благо тех лишь двое было. И откуда только сила взялась у измученного матроса! Расшвырял штыком врагов, взвалил на плечи умирающего товарища – и скорее дальше в горы, пока турки не хватились пропавших.
На шестые сутки у Константинова пошла горлом кровь. Долго и мучительно прощался с жизнью греческий легионер. Лишь перед самой смертью разлепил он искусанные губы: – Счастлив я, умираю на земле родной!
Схоронил товарища Васька на вершине холма. Помянул последним глотком вина из фляги. Огляделся: далеко во все стороны до самого горизонта громоздились синеватые горы, меж ними яркими лентами зеленели долины. Смахнул матрос слезу набежавшую:
– Эх, имя и отчество спросить позабыл. Пусть земля тебе будет пухом, грек неизвестный!
Закинув фузею за спину и с трудом переставляя разбитые в кровь ноги, пошел на юг.
Уже в мае подобрал маниотский дозор на одной из троп обессиленного человека. В жалких лохмотьях, но с ружьем в руках. Когда доставили к старшему, страдалец прошептал: – Матрос я с корабля «Евстафий». Дайте воды!
Судьба западного легиона была более счастливой. Долгорукий держал под своим контролем всю Аркадию, пока не получил приказ пробиться на помощь осажденному турками Наварину. Через несколько дней войска повстанцев уже вступали в город, значительно пополнив ряды его защитников.
В память о подвигах офицеров и солдат повстанческих легионов Екатерина II велела поставить в Царскосельском саду колонну с надписью: «Капитан Барков со спартанским восточным легионом взял Пассаву, Бердони и Спарту; капитан же князь Петр Долгорукий со спартанским западным легионом покорил Каламату, Леонтари и Аркадию; крепость Наваринская сдалась бригадиру Аннибалу; войск российских было числом шестьсот человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он…»
Предстояло генеральное сражение за обладание Пелопоннесом. Все решалось теперь под стенами Наварина. Выстоит крепость – и восстание вспыхнет по всей Морее с новой силой, падет – и оно будет потоплено
Глава четвертая
И был отец он Ганнибала,
Пред кем, средь чесменских пучин,
Громада кораблей вспылала
И пал впервые Наварин…
Дмитрий Ильин попал в Наваринскую экспедицию Ганнибала случайно. Уже перед самым отплытием от Корона попросил цейхмейстер Спиридова выделить ему одного-двух корабельных офицеров для командования осадными батареями. Выбор адмирала пал на Ильина. Причина выбора была проста: «Гром» находился еще без боезапаса (он был на отставшем от эскадры «Святославе»), и поэтому командир мортирной батареи оказался как бы не у дел. Вместе с Ильиным направился к Наварину и бывший капитан пинка «Лапоминк».
Наконец-то встретившись, друзья получили возможность наговориться вдоволь…
Ганнибал определил Ильина для начальствования над будущей западной батареей, Извекова – над восточной. Каждому дал по две двадцатичетырехфунтовые пушки и по три десятка матросов.
Наварин – турецкая крепость на греческой земле, место русской славы. Дважды озарялась Наваринская бухта громом побед российского флота. И год 1770-й так же священ в нашей памяти, как и год 1827-й*. Иван Ганнибал разъяснял офицерам:
– В знаменитых местах воюем. У эллинов древних стоял здесь некогда славный город Пилос, а на Сфактерии-острове, что в бухте расположен, афиняне наголову разбили воинственных спартанцев. Нам же предстоят здесь подвиги новые. Но запомните: Наварин – орешек крепкий!
Оставив корабли поодаль от берега, цейхмейстер на шлюпке провел рекогносцировку крепости.
Наваринская бухта просторная, по окружности добрый десяток миль. Посреди бухты острова: Сфактерии и Кулонески. Вокруг лесистые горы. Сама крепость за отвесной скалой.
Свежий ветер трепал плюмаж на шляпе цейхмейстера. Увлекшись, Ганнибал почти вплотную подошел к неприятельским бастионам. Необычная фигура в белом мундире привлекла внимание турок, и те открыли пальбу. Пришлось уходить что есть силы на веслах.
По сигналу с «Трех Святителей» корабли вошли в бухту и с ходу приступили к высадке десанта. Тяжело выгребая в пене прибоя, устремились к берегу шлюпки. Считанные секунды – и солдаты вперемежку с повстанцами уже выпрыгивали на скользкие прибрежные валуны. – Ружья берегите! – кричали капралы.
В последнюю очередь свозили баркасами орудия, ядра и порох.
Робкая попытка турок остановить десант провалилась. Не выдержав штыкового удара, они ретировались в крепость. Барабаны били бой крепкий и скорый. Впереди атакующих бежал сам Ганнибал:
– Пали по палисадам! Пуля виноватого найдет! Виват Екатерина!
Русский десант дерзок, но мал. Поняли это турки, да поздно! Возводились уже вовсю вокруг крепости осадные батареи, устанавливались на лафеты свезенные с кораблей пушки. К вечеру спустились с гор многочисленные и шумные ватаги маниотские. Вся ночь прошла в лихорадочном строительстве укреплений. А когда первые лучи солнца скользнули кровавыми бликами по глади бухты, Ганнибал поднял на «Трех Святителях» сигнал: «Начать бомбардировку!».