Чесменский бой
Шрифт:
Под Короном жарко, турки так и сыпали со стен пулями и ядрами. Вдобавок ко всему этому подхватил Леха где-то еще и лихоманку трясучую, спасаясь от которой пил отвар оливкового корня.
Торопясь, осаждающие работали не только ночами, но и днем, под ядрами. Глаз у Алехи острый. Разглядывая как-то неприятельский бастион, обнаружил он слабину в обороне турецкой, кинул кирку и бегом к начальнику осадному. Подполковник Лецкий, на слово не веря, полез самолично проверить слова матроса. Долго глядел на стены и не приметил ничего.
– Где же ты слабину-то отыскал, шельмец? – покосился на Леху недоверчиво.
– А вона, ваше скородие, ворота ихние под камень выкрашены, вона она, удача наша!
Пригляделся внимательнее Лецкий, и точно – ворота деревянные! Не имея времени на замену, раскрасили их турки под вал крепостной искусно.
– Знатно! – ухмыльнулся подполковник. – Ежели не знать заранее, ни в жизнь бы не углядел. Как же тебе удалось высмотреть сие? – обернулся он к матросу.
– Да утром по нерадивости басурманской щель была меж воротными половинками, вот я и узрел!
– Ну, спасибо, флотский! Удружил так удружил! – похлопал его по плечу Лецкий. – Теперь главное – с толком фортуной сей распорядиться.
Забывшись, высунул он было из-за камней голову, и сразу завжикали вокруг пули. Покатился кубарем вниз к своим подполковник, а за ним и Леха.
Вечером у костра, ложкой в котелке орудуя, рассказывал канонир сотоварищам:
– Летит пуля, жужжит, я вбок – она за мной, я в другой – она за мной, я пузом в куст – она меня в лоб, я цап рукой – ан это жук!
Смеялись матросы, хохотали солдаты, вежливо улыбались не понимающие разговора греки.
Едва нашли в обороне противника уязвимое место, сразу стали готовиться к решительному штурму. Ночами возводили против старых ворот сильную брешбата-рею, накапливали в близлежащих оврагах отряды.
Испортил все дело Федор Орлов. Оглядев ворота, заявил он ни с того ни с сего громогласно: – Назавтра буду в сей фортеции парад чинить!
И велел среди бела дня пушки для приступа открыто готовить, к воротам подтаскивать. Столь явное передвижение, конечно же, не ускользнуло от Сулеймана. Поняв, в чем дело, велел комендант Корона тотчас оббить ветхие ворота листовым железом, а сзади завалить огромными камнями. Удачный случай был упущен.
Теперь оставался один выход – рыть под стену подкоп и заложить пороховую мину.
С кораблей доставили лопаты, заступы, и работа закипела.
В Морее грунт – сплошной камень, поэтому дело продвигалось медленно. Ночами землю скрытно вывозили, а днем, заглушая удары кирок, беспрестанно палили. Пока шла работа, Спиридов решил произвести нападение на Наварин – сильнейшую турецкую крепость на побережье Морей. Кому возглавить Наваринскую экспедицию, решали капитанским советом. Мнение было единодушно – Ивану Абрамовичу Ганнибалу!
Невысокий, но плотно сбитый цейхмейстер, выслушав приказ, вскинул курчавую голову: – Сделаю как должно!
Под команду ему определили «Три Святителя» и «Иануарий», фрегат и три транспорта с десантом. В тот же день отряд покинул Коронский рейд.
Меж тем рытье подземного хода продолжалось. Землекопы, набранные из греков-добровольцев, кротами вгрызались в каменистый грунт, пока галерея не уперлась в подземную скалу. Перемазанный глиной Лецкий долго щупал непроходимый камень и велел рыть в сторону, а оттуда вести новую галерею. Свечи едва мерцали, от недостатка воздуха люди мучались страшными головными болями, но работа не прекращалась ни на минуту. Наконец настал день 1 апреля 1770 года, когда подкоп был введен под стену.
Дозорные, прижав к земле трубки, слушали, не замышляют ли чего турки. И верно, откуда-то сверху доносился подозрительный стук. Это, заподозрив неладное, велел Сулейман рыть вокруг крепости колодцы. Землекопы тотчас покинул подкоп, а трое из них поползли к стене узнать, что к чему. Работавшего в колодце турка они застрелили, а сами под градом пуль вернулись назад.
– Палить из пушек всею силой! – распорядился Лецкий, пытаясь воспрепятствовать турецким контрдействиям. Но было поздно, осажденные подорвали галерею…
Теперь приходилось начинать сызнова, благо галерея была разрушена лишь наполовину. А тут и радостная весть – отряд цейхмейстера Ганнибала взял Наварин.
Русский флот наконец-то обрел удобную гавань. Дух осаждающих был как никогда высок, люди рвались на приступ. В Короне, наоборот, царило уныние, у турок кончались порох и вода. Спиридов отдал ордер готовиться к решающему приступу.
Однако прибывший 14 апреля из Ливорно Алексей Орлов распорядился иначе. Он велел прекратить осаду и уходить в Наварин.
С сожалением покидали войска осадный лагерь. Вслед им торжествующе кричали турки. Настоящая война еще только начиналась…
Сообщения с театра военных действий за февраль – май 1770 года:
4 февраля. Имея целью захват Журжи, отряд генерал-поручика Штофельна при подходе к крепости был атакован многочисленной турецкой конницей, которая была отбита, а затем и обращена в бегство. Одновременно была отбита и неприятельская пехота, вышедшая навстречу русскому отряду из крепости. Несмотря на сильную канонаду, Московский пехотный полк под командой подполковника Петерсона смело атаковал передовой бастион. Перейдя ров, солдаты начали взбираться на вал, который был так высок и крут, что они принуждены были втыкать в вал штыки и на них подниматься. Овладев бастионом, московцы захватили восемь пушек. Сбитые с валов турки засели в домах и на улицах города, но вскоре были выбиты и оттуда, бежав в замок, укрытый на острове посреди Дуная.
Не имея возможности овладеть замком и испытывая недостаток в фураже, генерал-поручик Штофельн отошел к Бухаресту. Турки потеряли за время сражения более трех тысяч человек убитыми. В плен захвачено 20 пушек, 9 знамен и 276 пленных. Наши потери – 77 убитых и 294 раненых.
13 апреля. Отряд майора Зорича, находясь в поиске, напал на большой турецкий обоз и захватил его. Попытка трехтысячного отряда татар отбить обоз не удалась. Отбив все атаки, Зорич сумел вывести обоз. В плен захвачено большое количество пороха и съестных припасов, три тысячи лошадей и коров, 180 пленных. Освобождено 300 христианских семей. Убито более тысячи татар. Наши потери – 16 убитых.