Чесменский бой
Шрифт:
Еще совсем недавно Чичагов бороздил воды средиземноморские и вот теперь принял под начало отряд судов на Черном море.
Несколько попыток Гассан-паши окружить отряд Чичагов отбил, а затем умелым маневром отсек турок от пролива. Сам же занял позицию под прикрытием береговых батарей. Не желая рисковать, бросил якоря и Гассан-паша, ожидая подхода подкреплений из Стамбула. Первым, однако, появился в проливе Алексей Сенявин. Он выгреб по азовским портам все, что мог, и во главе сборного отряда мелких судов явился перед неприятелем, чтобы пасть, но не пропустить его в Азовское море.
Подошло подкрепление и к туркам. В отличие от сенявинских шебек да лодок, это были мощные линейные корабли и
Гассан-паша атаковал Азовскую флотилию 28 июня. Турки, уверенные в успехе, шли как на параде. С палуб их кораблей устрашающе размахивали ятаганами бритоголовые янычары, выкрикивая во вся глотку: – У» УРУС шайтан!
На палубах русских судов было тихо. Лишь потрескивали горящие фитили в руках готлангеров да шумел ветер в парусах. По распоряжению Сенявина капитанам судов было велено не открывать пальбы, пока неприятель не приблизится на дистанцию картечного выстрела.
…И вот русскую боевую линию заволокло пороховым дымом. Сотни ядер, завывая, понеслись к цели. Точность огня азовцев была поразительной. Их пушки рушили рангоут, поражали корпуса, испепеляли паруса. На одном из турецких судов от многих попаданий обрушился в воду целый борт с пушками и людьми… Турки некоторое время пробовали держаться, но вскоре не выдержали. Бегство «Крокодила морских сражений» было паническим. Желая как можно быстрее оторваться от противника, он велел даже буксировать свои корабли галерами. Вновь, как и прежде, победил слабейший по количеству пушек, но сильнейший по духу и мастерству команд Российский флот!
Однако в целом Румянцев остался все же крайне недоволен минувшей кампанией и поэтому в 1774 году намеревался дойти до самых Балкан, хотя армия его была сильно ослаблена. Умело организованное несколькими группами войск наступление армии Румянцева на правом берегу Дуная привело к значительным победам: при Базарджике, у Туртукая, при Козлудже.
После Козлуджи русские войска подошли к Шумле и приступили к ее осаде. Один из русских отрядов захватил Чалыкивак, расположенный между Шумлой и Константинополем. Это вызвало дополнительную панику среди турок. Гарнизон Шумлы поднял мятеж. Визирь быстро расправился с восставшими, но понял, наконец, что Турция больше не может продолжать войну, и обратился к Румянцеву с просьбой заключить перемирие. Румянцев отклонил просьбу турецкой стороны и предъявил ультиматум: или немедленные переговоры о мире, или наступление русских войск на Константинополь. У Турции был только один выход – начать мирные переговоры.
4 июля к Румянцеву прибыли уполномоченные визиря с предложением мира. Переговоры велись в ставке главнокомандующего русской армией в деревне Кючук-Кайнарджа, близ города Силистрия. На этот раз они были непродолжительными и, по словам Румянцева, проходили «без всяких обрядов министериальных, а единственно скорою ухваткою военного».
«Граф Петр Александрович, – писала императрица по поводу заключения мира, – вы меня уведомляете, что визирские подписания отнюдь не замешкались. Одно и другое я единственно приписываю разумному вашему предводительству и руководительству. С новою сею приобретенною государству столь полезною славою от всего сердца вас поздравляю.
Всевышний предоставил вам вести войну с беспрерывною поверхностию над неприятелем и окончить ее миром таковым, как в нашей истории едва отыщется ли. За все сие моя и всего государства благодарность вечно с вами пребудет».
А вскоре в селении Кючук-Кайнарджи был заключен мир, по которому Турция признавала право России на обладание северным Причерноморьем. В дни победных торжеств высочайшим указом Екатерина присвоила Алексею Сенявину чин полного адмирала.
Победа России в войне 1768-1774 годов имела огромное международное значение. В дипломатических кругах всей Европы русские победы в этой войне на море и на суше и в первую очередь при Чесме и Кагуле произвели ошеломляющее впечатление. Недаром, когда турки наконец признали себя побежденными и подписали мирный договор в Кючук-Кайнардже, Екатерина с таким любопытством наблюдала за поведением послов, аккредитованных при ее особе. «Я видела в Ораниенбауме весь Дипломатический корпус и заметила искреннюю радость в одном Аглинском и Датском министре; в Австрийском и Прусском менее, – писала она Штакель-бергу, своему послу в Варшаве. – Ваш друг Браницкий смотрел Сентябрем. Гишпания ужасалась; Франция, печальная, безмолвная, ходила одна, сложив руки. Швеция не может ни спать, ни есть. Впрочем, Мы были скромны в рассуждении их и не сказали им почти ни слова о мире; да и какая нужда говорить о нем? Он сам за себя говорит».
Глава третья
Времен в глубоком отделенье
Потомство тех увидит тени,
Которых мужествен был дух..
По-разному сложились судьбы героев Чесменской победы. Одни, дослужившись до больших чинов, ушли из жизни в почете и славе. Имена других были преданы незаслуженно забвению.
Адмирал Григорий Андреевич Спиридов в течение еще трех лет руководил действиями Средиземноморской эскадры. Но прошло время, и занемог он окончательно. Сказались долгие годы плаваний, ранения и болезни. Сделали свое дело и обиды. 5 июня 1773 года, после очередной стычки с Алексеем Орловым, адмирал решил твердо – хватит! Екатерине II он написал следующее: «Я совсем в моем здоровье одряхлел и к болезненным от головы и глаз припадкам стал быть мало памятен, и оттого, сам предвижу, не так уж, как прежде, могу быть способен…»
Повод для отставки был более чем благопристойный, рапорту дали ход, и спустя полгода «неудобный адмирал» был уволен подчистую. Имя его теперь принадлежало истории. Орден и поместье Спиридову дали, но к славе победителя турок не подпустили и близко. В Петербурге велено было именовать его лишь начальником арьергардии, и не более! Возглавляла эту кампанию сама Екатерина. Вольтеру, к примеру, события Чесмы она описала так:
«Флот мой, предводительствуемый не адмиралами, но графом Алексеем Орловым, разбивши флот неприятельский, сжег оный без остатку в Чесменской гавани, которая в древние времена называлась Клазьменою».
Доживал свой век первый флагман российского флота в глуши Ярославской губернии. Струились неторопливые речки, шелестели листвой леса, один год сменял другой. Иногда в канун Чесмы приезжал к старику высокий пожилой господин с густыми клочьями сросшихся бровей. Вместе вспоминали они тогда былое время, подолгу всматривались потухшими глазами в затертые копии хаккертовских батальных полотен.
– Степан Петрович, каков урожай в нонешний год будет, как мыслишь? – спрашивал Спиридов гостя. Хметевский вздыхал печально:
– Мыслю, что коль сушь на дождик сменится, то соберем малость.
Оба надолго замолкли. О чем еще говорить? Все у них уже было в прошлом.
Только раз за долгие годы отставки надел адмирал Спиридов свой парадный мундир. В тот день получил он известие о победе русского флота при Фидониси…*
А 19 апреля 1790 года Спиридова не стало. Провожали его в последний путь крестьяне деревень окрестных да верный друг Степан Хметевский. Одели адмирала в мундир парадный и положили в землю подле глухого села Нагорье, что затерялось где-то между Переславлем-Залвеским и Калязином. До новой победы русского флота под Керчью оставалось два месяца и восемнадцать дней…*