Честь Афродиты
Шрифт:
– Н-нет, не доводилось.
– Н-да! Где-то сейчас затаился, подлец, залёг… если жив ещё. Пути преступника, как говорится, неисповедимы. Сегодня здесь, завтра там. Сейчас – жив, через пять минут трах-бах, нет человека – уже на том свете. Так бы хорошо. Но мы ищем. Центральную часть страны всю через своё «сито» пропустили, движемся дальше. Повторюсь, преступник очень серьёзный, Григорий Михайлович, очень опасный. Но ничего, никуда он не денется. Не иголка. Если жив – найдём, если… – Генерал оборвал себя. – Никаких если, найдём.
– Вы знаете, товарищ генерал-полковник, я, конечно, не ребёнок, кое-что знал раньше о вашей службе, о чём-то догадывался, меня даже приглашали в своё время, но так
– Могу-могу, Григорий Михайлович! Для того и создавалась наша служба. К тому же, все современные технологии, полковник, включая и те, что сразу засекречены, у нас на службе! Элементы космической связи, новейшие разработки слежения и прочее, что вам, конечно, не знакомо, да и не надо об этом знать… Скажу так, без юмора, даже стиральная бытовая машина в вашей квартире может являться для нас источником информации. Не говоря о сотовых телефонах, круглосуточном видеонаблюдении улиц, домов и объектов. Да вот, Григорий Михайлович, такие дела, такой век, такие сейчас возможности. Если нужно и захотим, в любую минуту можем знать всё и обо всех…
– Так что мешает вам?
– Мешает, полковник, ещё как мешает. Многие, особенно кто с политической волной пришли. Ме-шают! – Последнее он произнёс с нажимом. – Потому я так по-шпионски вас и заманил сюда, я же тоже под контролем. Мы все. – Генерал не закончил фразу, усмехнулся, пожевал губами, продолжил серьёзным тоном. – Многое в нашей жизни изменилось, полковник, и время, и общество, и контора. Я же в ней сразу после службы в армии. Многое видел. Все Директора при мне, один за другим. С реорганизацией, сменой вывесок, стилей и направлений работы. Раньше – в вашу бытность, полковник, – сотрудники были другими. И в вашем ведомстве, и в нашем. Сейчас, после стольких изменений и преобразований, за идею борцов осталось мало, да. Их практически и нет. Вы, я, Трубач ваш, как вы говорите майор, ещё с десяток других и всё. Остальные служат за деньги. Срастаются с… – генерал махнул рукой. – Да вы и сами это не хуже меня знаете, Григорий Михайлович, видите всё, понимаете, не слепой. Потому я к вам и обращаюсь, как к человеку старой закваски, нашей ещё, той… гха-гхмм… советской. У вас нет корыстолюбия, дурного тщеславия, вы не перекрасились, у вас есть школа, вы умный, опытный, заслуженный следак-сыскарь, как теперь говорят, не поплыли по течению, как многие…
– Не я один, генерал.
– Это да. Это хорошо, – согласился Владимир Борисович. – Но у вас «золотой» возраст, Григорий Михайлович, у вас опыт, житейская мудрость и чувство справедливости – я думаю. Есть что с чем сравнить. Это очень много значит. Вас не свернуть, как и меня, кстати. Я заметил, вы так красиво провели всю операцию, и там и здесь, вы даже ни разу из своего пистолета кажется не выстрелили. Так нет?
– Нет, не довелось.
– И я ж о том. Когда вокруг и у правоохранительных всяческих средств и оружия полно, и у случайных преступников, и у бандитов, а вы… Без единого выстрела с вашей стороны, ну…
– Мне нужно было… – Григорий Михайлович запнулся, но продолжил. – Вольку оградить, Волкова, других.
– Правильно, хорошо понимаю. В том задача руководителя группы и заключается, не огнём оружия, а головой, интеллектом. Извините, Григорий Михайлович, я тут заболтался, забыл предложить вам чай, кофе?
– Нет, спасибо, меня дома ждут.
– Жена?
– Да! – Впервые, кажется, за весь разговор Пастухов улыбнулся. Генерал не мог этого не заметить.
– Поздравляю, Григорий Михайлович, правильно, – похвалил он и вздохнул. – А я вот, так бобылём и…
– А вот это неправильно, генерал. Семья работе не помеха. Наоборот.
– Хмм, вы то сами,
– Вы и это знаете?
– А как же! – генерал рассмеялся, но тут же поправился. – До известных пределов, полковник, до известных. Спецсредства мы внедряем в квартиры тому фигуранту и тогда, когда это целесообразно и необходимо из оперативных соображений. Вы, Григорий Михайлович, за свою стиральную машину можете не беспокоится, как и за телевизор тоже. Я отвечаю. К тому же, как вы заметили, сотовый телефон у вас разобран. Всё предусмотрено, полковник, всё на уровне. Один вопрос. А вы с Антониной, свет… простите, запамятовал…
– Николаевной, – подсказал Пастухов.
– Антониной свет Николаевной когда расписываетесь?
– После завтра будем. Как в ЗАГС подали.
– Поздравляю, поздравляю, полковник. Жаль на свадьбе не смогу побывать. Из соображений строгой секретности, конечно, как наш разговор. Так вот, суть моего предложения.
– Слушаю.
– Мне нужно, значит стране, вернее народу, – поправился генерал, – установить контакты за пределами нашей страны с некими лицами, уехавшими туда на постоянное место жительство.
– Не понял.
– Угу! Уточняю. С теми, кто украл наши деньги, деньги страны! Миллиарды, Григорий Михайлович, и не рублей! И спрятался там. Сбежали.
– Так у вас же, Владимир Борисович спутниковые спецтехнологии в руках, почему вы их не задействуете? – пряча усмешку, не удержался Пастухов.
– Отвечаю, Григорий Михайлович! Задействовали, но в нужных пределах, чтобы не спугнуть. Здесь человеческое общение нужно, не электронное, здесь люди нужны, и не простые, таких у нас в конторе полно, а такие как вы, Григорий Михайлович. Как вы! К тому же, вы так или иначе уже задели проблему. Оцарапали душу. Видите, понимаете, проблема разъедает страну, её генофонд, меняет политику, социум, отношения… С этим мириться нельзя. Да и не сможем мы. Мы слишком много ошибок допустили. И когда наши люди во власть пошли, и в политику, и в бизнес… Теперь это имеет тенденцию невозврата. Но, замечу, только тенденцию, пока только тенденцию! Надежда, значит, ещё есть, ещё осталась, пока ещё не поздно, хотя… Нужно торопиться, чтобы не наступило хуже. Среди малого, среднего и высшего чиновничества расцвело тотальное воровство, безнаказанность, кумовство и прочее. В МВД, прокуратурах, судах тоже. Веры в справедливость в народе нет. Он загнан в угол, обманут, опущен. Спивается. Тюрьмы переполнены людьми которые и близко к той статье не подходят, за которые сроки отбывают. Судьи… Хмм… Так и до сталинских лагерей можно дойти, хотя, не 30-е годы. Короче, вы мне нужны – нам нужны! – там и сейчас, Григорий Михайлович.
– Я иностранного языка не знаю.
– Это не важно. Знает Волков Борис Фатеевич…
– Вы и это…
– Да-да, Григорий Михайлович, я же вам сказал про веники: вяжем, вяжем… Ну так что, вы согласны? Если Антонина Николаевна, конечно, будет не против. Кстати, вы с ней можете и поехать, даже будет лучше.
– И с Волковым?
– И с Волковым. Вам же нужен будет личный шофёр?
– Личный? – уже теряясь, переспросил Пастухов.
– Естественно.
– Я не знаю, может быть он не…
– Захочет, захочет. Мы с ним уже побеседовали. Он вам полностью доверяет. Не удивляйтесь. Он уже дал согласие.
– Уже?! – Воскликнул Григорий Михайлович. – Ну, знаете, и… темпы у вас.
– Ну, я же… гроссмейстер, Григорий Михайлович, да и времени нет, а вы классный оперативник у нас, как я убедился, так что… Извините за каламбур: мы – два сапога пара.
– Но Борис…
– Понимаю. За Бориса можете не беспокоиться, Григорий Михайлович, хороший у вас буде помощник. Я с ним поговорил, послушал его, уверен. У него, кстати, и дело аналогичное есть на той стороне.