Честь Шарпа
Шрифт:
Маркиз хотел убить. Он не понимал, почему англичанин не защищается. Он попытался не замечать оскорблений, но они задевали его честь.
— Иди же, свинья! Иди! — Шарп шагнул в сторону, уходя от бьющего в глаза солнца, и маркиз видел, что англичанин потерял равновесие, когда запнулся о большой камень на дорожке. Он видел тревогу на лице Шарпа, когда тот махал своим палашом, пытаясь устоять на ногах, и маркиз сделал широкий выпад правой ногой и закричал, торжествуя, и его шпага достала Шарпа.
Который знал, что его притворная потеря равновесия вызовет прямой удар, и который отбил шпагу в сторону с криком, слышным во всех уголках кладбища. Он двинул вверх левое колено, закричал снова, когда маркиз завизжал от боли, и шарахнул тяжелой гардой вперед так, чтобы сталь ударила в грудину испанца, отбросила его назад, и следующий удар — скользящий удар палаша выбил клинок из руки маркиза, и Шарп, чувствуя, как боевой гнев кипит в нем, развернул тяжелый палаш для смертельного удара.
Раздался выстрел.
Маркиз знал, что это его смерть в ярко сверкающей на солнце стали. Он никогда не сталкивался с такой силой как эта, дикой животной силой, которая обрушилась на него, и он покачал головой, задаваясь вопросом, почему тяжелый клинок не опускается. В течение нескольких секунд, чувствуя дрожь в ногах, он жил отчаянной надеждой, что англичанин собирается позволить ему поднять шпагу, выбитую из его руки, когда по кавалерийскому клинку ударила украшенная гарда более тонкой шпаги.
И тогда он увидел, как англичанин опустил свой палаш. Видел, как он отодвинулся, и внезапно услышал цокот копыт. Приветственные крики на ограде кладбища смолкли. Эхо пистолетного выстрела умерло в тишине.
Четыре всадника вынырнули из-под арки ворот. Они подъехали к месту, где дорожки пересекались в центре кладбища. Впереди был полковник Томас Лерой, неизменная сигара зажата в уголке рта. В руке он держал дымящийся пистолет. Позади него ехали двое военных полицейских и испанский офицер.
— Майор Шарп! — Голос Лероя был резок.
— Сэр?
— Вы выбрали странное место, чтобы тренироваться в фехтовании. — Лерой спрыгнул с лошади и бросил поводья Д’Алембору. Его изуродованное, обожженное лицо выразило отвращение при взгляде на маркиза. Лерой кивнул. — Идите за мной, Шарп.
Шарп колебался, но Лерой повторил приказ, еще более резким голосом, и Шарп с палашом в руке, пошел следом за своим полковником в северную часть кладбища между покосившимися могильными камнями. — Вы — чертов проклятый дурак, Шарп.
— Да, сэр.
— Господи еси на небеси! — Американец, казалось, не находил слов. Он вытащил изо рта сигару, выплюнул кусочек табачного листа на гравий и уставился на своего майора. — Я видел восьмилетних парнишек, у которых было больше здравого смысла! Какого дьявола вы здесь делали?
— Вопрос чести, сэр.
— Честь! — Изуродованное лицо исказилось от гнева. — Не говорите о чести, Шарп. Вы здесь, потому что вы — дурак! — Он выглядел несчастным. — Капитан Д’Алембор!
— Сэр?
— Вы обяжете меня, если приведете лошадей.
Шарп нахмурился:
— Сэр!
Лерой отшатнулся назад, сигара была направлена в лицо Шарпа.
— Молчать! Вы сделаете то, что вам прикажут! — Лерой видел, что стрелок собирается возразить, и кивнул в сторону жандармов позади него. — И если вы не будете повиноваться приказам, Шарп, то я арестую вас. Это ясно?
— Да, сэр.
— Принесите свою куртку. Вы уходите. — Лерой покачал головой и сказал с горечью: — Нельзя оставить проклятый батальон даже на один день!
— Se~nor! — Майор Мендора с ухмылкой на губах кошачьей походкой приближался к Лерою и Шарпу. — Вы задерживаетесь?
Лерой обернулся к человеку в белом мундире, и Шарп видел, как испанец дернулся при виде жуткого шрама. Лерой пытался сдержать свой гнев:
— Майор?
— Майор Шарп не может драться? Может быть, он боится?
Лерой оттолкнул Шарпа. Он приблизил свое изуродованное лицо к лицу Мендоры.
— Слушайте, вы, сын шлюхи, вы, разукрашенный ублюдок. Не было никакого поединка, нет никакого поединка, никогда не было поединка! Это было дружественное состязание в фехтовании! Вы понимаете меня?
Мендора понял. Перед лицом гнева американца он просто кивал. Он ничего не сказал, когда Лерой сердито приказал, чтобы Шарп следовал за ним.
Испанские солдаты смеялись, когда Шарп уезжал. Они обвиняли его в трусости, в недостатке мужественности, в том, что он испугался драться. Это жгло Шарпа — позор, который он должен был терпеть, пока Лерой не увел его за пределы слышимости. Лерой сердито смотрел на него.
— Никогда снова, Шарп, понимаете?
— Да, сэр.
— Помните, что вы теперь обязаны мне своей карьерой. — Лерой был мрачен. — Еще одна проклятая ошибка, и вы у меня будете отправлены назад в проклятую Англию. Вы понимаете?
— Да, сэр.
— Теперь это мой батальон, Шарп. Я собираюсь сделать его хорошим. Вы должны помочь мне сделать его хорошим.
— Да, сэр.
— И благодарите Бога, что полковник Альварес был в бригаде. Он вправит мозги этому жирному дураку. Ничего не случилось, вы понимаете?
— Да, сэр.
На американца, похоже, не произвел впечатления, сокрушенный вид Шарпа.
— Боже! Если пэр узнает об этом, то он порвет вас на части. И вы, проклятый дурак, заслуживаете этого. Вы — дурак.
— Да, сэр.
— Теперь пойдите и напейтесь. Сержант Харпер говорит, что его женщина приготовила для вас ужин. Я не хочу видеть ваше уродливое лицо до завтра.
— Нет, сэр.
Наказанный, смущенный, оскорбленный насмешками его противника, но сохранив карьеру, Шарп смотрел, как Лерой уезжает. Жандармы, которые так и не понадобились, следовали за полковником.