Честь Шарпа
Шрифт:
Вместо этого он был в Южном Эссексе, ища убежища в немодном полку, в то время как скандал затихал постепенно в Англии, — и служил Шарпу примером того, как поединок может загубить карьеру. Шарп улыбнулся:
— Я полагаю, что вы убили своего противника?
— Не умышленно. Собирался ранить его в бок, но он сам наткнулся на лезвие. Так много крови… — Он вздохнул. — Если вы соизволите держать эту штуку как меч, а не как топор, может еще будет какая-то надежда. Смысл приема, который мы изучаем, в том, чтобы защитить ваше тело. Уверяю вас, весьма возможно, что он упадет в обморок от ужаса, когда увидит ваше оружие. Оно положительно средневековое. Это — не оружие для фехтования.
Шарп улыбнулся.
— Я не фехтую, Д’Алембор. Я дерусь.
— Я уверен, что это будет весьма неприятно для вашего противника. Я настаиваю на том, чтобы быть вашим секундантом.
— Никаких секундантов.
Д’Алембор пожал плечами.
— Джентльмен не дерется без секунданта. Я поеду. Кроме того, я, может быть, смогу убедить вас не доводить дело до конца.
Шарп вложил в ножны палаш, который Харпер наточил как бритву.
— Не доводить дело до конца?
Д’Алембор распахнул калитку дворика конюшни, где, к развлечению офицерских слуг и конюхов, они упражнялись.
— Вас отошлют домой с позором, Шарп. Завтра у пэра будут ваши кишки на завтрак.
— Веллингтон не узнает об этом.
Д’Алембор жалостливо посмотрел на своего начальника.
— Половина проклятой армии знает, мой дорогой Шарп. Я не могу понять, почему вы приняли вызов! Это потому, что тот человек ударил вас?
Шарп ничего не сказал. Правда была в том, что его гордость была задета, но было и нечто больше этого. А именно, его упрямая суеверная Судьба, его солдатская богиня, требовала, чтобы он принял вызов. Кроме того, он сделал это для маркизы.
Д’Алембор вздохнул.
— Женщина, я полагаю?
— Да.
Капитан Легкой роты разгладил складку на рукаве.
— После того, как я дрался на дуэли, Шарп, я обнаружил, что дуэль подстроила женщина. И она наблюдала за нами, как оказалось.
— И что случилось?
Капитан пожал плечами.
— После того, как я проткнул его, она возвратилась к своему мужу. Все это было довольно утомительно и ненужно. Так же как, я уверен, и этот поединок не нужен. Вы действительно настаиваете на поединке, Шарп?
— Да.
Шарп не стал объяснять, да он и не был уверен, что он смог бы объяснить всю эту путаницу из вины, желания, гордости и суеверия, которая вела его к безумию. Вместо этого он уселся и крикнул слуге офицерской столовой, чтобы принесли чай. Слуга был испанцем и чай заваривал отвратительно.
— Я буду ром. А вам не приходило в голову, — и Д’Алембор наклонился вперед с выражением легкой задумчивости на лице, — что некоторые вступают в этот полк просто потому, что вы служите в нем?
Шарп нахмурился, услышав эти слова.
— Ерунда.
— Если вы так настаиваете, мой дорогой Шарп, — но это верно. Есть по крайней мере два или три бретера, которые думают, что вы приведете их к славе, — такова ваша репутация. Они будут очень опечалены, если обнаружат, что ваш путь славы ведет только в будуар. — Он произнес последние слова с ухмылкой, которая намекала Шарпу, что это — цитата, которую он должен знать. Однако Шарп не умел читать до двадцати лет; он прочитал немного книг, и ни одной — поэтической.
— Шекспир? — предположил он.
— Томас Грэй, дорогой Шарп. «Пути славы ведут только к могиле». Я надеюсь, что это не про вас. — Он улыбнулся. Его улыбка не сказала Шарпу, что капитан Д’Алембор, который был практичным и разумным человеком, уже попытался принять меры, чтобы безумие не привело Шарпа к могиле или позору. Д’Алембор послал лейтенанта Гарри Прайса на одной из его собственных самых быстрых лошадей искать полковника Лероя, чтобы тот вернулся в батальон и запретил Шарпу драться с испанцем. Если майор Ричард Шарп достаточно безумен, чтобы пытаться разрушить свою жизнь, дерясь на дуэли вопреки специальным указам Веллингтона, то капитан Д’Алембор остановит его. Он мысленно помолился, чтобы Гарри Прайс добрался до бригады вовремя, взял стакан рома у стюарда и поднял его, глядя на Ричарда Шарпа:
— За ваш топор, Шарп, чтобы он рубил сильно.
— Может, он прикончит ублюдка! — Шарп потягивал чай. — И я надеюсь, что это будет больно.
Они ехали верхом на кладбище, обгоняя любопытных солдат Южного Эссекса, которые хотели быть там и видеть, как их майор проткнет испанского аристократа. Д’Алембор, прирожденный всадник, вел Шарпа окольным путем. Шарп, снова сидевший на одной из запасных лошадей Д’Алембора, задавался вопросом, должен ли он принять совет младшего товарища и возвратиться.
Он вел себя глупо — и знал это. Ему тридцать шесть, он наконец-то майор, и он потеряет все ради простого суеверия. Он вступил в армию двадцать лет назад, присоединился к группе голодных новобранцев, чтобы избежать обвинения в убийстве. После того бесславного начала он стал одним из немногих, кого из сержантов возвысили до офицерской столовой. Он добился еще большего. Большинство тех, кого произвели из рядовых, закончили свои дни как лейтенанты, отвечая за батальонные склады или муштруя новобранцев на плацу. Большинство таких офицеров, утверждал Веллингтон, заканчивают как алкоголики. Однако Шарп пошел на повышение. От прапорщика до лейтенанта, от лейтенанта до капитана, от капитана до майора — и на него смотрели как на одного из немногих, очень-очень немногих, кто мог бы подняться из рядовых, чтобы вести батальон.
Он мог бы вести батальон и знал это. Война еще не закончена. Французы могли отступать по всей Европе, но еще ни одна армия противника не перешла французскую границу. Даже если кампания этого года будет столь же успешной, как прошлогодняя, и они отгонят французов назад к Пиренеям, то там предстоят трудные бои, потому что, в отличие от прошлого года, британцам придется пробиваться через холодные, высокие горы. Бои, в которых будут гибнуть подполковники и оставлять свои батальоны новым командирам.