Честь Шарпа
Шрифт:
Он сделал это ночью, он мог сделать это и теперь, но скалы стали скользкими от воды и кое-где прихвачены ледком. Он лез вверх, его сапоги скользили, так что один раз он ударился бедром о камень, потом он перевалил через гребень и оказался в грязной скользкой впадине, укрытой кустарником.
Он поднялся в гору почти до уровня идущей выше дороги. Он прислушивался в ожидании врагов. Он хотел, чтобы они поехали мимо валунов, мимо темного выступа и повернули за поворот, прежде чем они поймут, что их заманили в засаду.
Он не слышал ничего кроме шелеста струй дождя. Он вытащил палаш, затем лег на живот под кустом.
Копыто ударило о камень, еще раз, и он услышал смех партизан. Лил дождь, и он был рад ему. Вода сделала их мушкеты бесполезными, в то время как Ангел, прячущийся под темным выступом скалы, был вооружен двумя сухими и заряженными винтовками.
Шарп задавался вопросом, сможет ли мальчишка выстрелить в своих соотечественников. Он узнает через мгновение, очень скоро он узнает, доверяет ли ему Ангел на самом деле. Звуки приблизились, они раздавались на дороге прямо над Шарпом, и он слышал, как один из мужчин сказал, что не видит англичанина.
— Они где-то там, — сказал другой, однако Шарп слышал, что лошади пошли рысью, когда они завернули за поворот.
Шарп медленно встал на ноги. Теперь он видел их. Семь человек под плотными плащами, пропитанными дождевой водой. Они были вооружены мушкетами, но он не мог видеть, обернуты ли замки тряпками против сырости. Он не видел El Matarife в маленьком отряде.
Головной дозорный был теперь ниже его. Шарп ждал.
Ангел должен стрелять сейчас, думал он, прежде чем они увидят привязанных лошадей. Дождь капал с листьев у него над ухом, партизаны проехали мимо него, и все еще не было слышно винтовочного выстрела. Рукоять палаша стала скользкой в руке.
Один партизан проклинал дождь, другой высказал предположение, что англичанин, зная, что он должен умереть, остановился, чтобы доставить удовольствие шлюхе. Они засмеялись, и тут раздался первый выстрел винтовки.
Сапоги Шарпа скользили. Он приказал себе не спешить, двинулся вперед — и вот он уже стоит на крутом наклоне, его сапоги на уровне головы его врагов — и он прыгнул.
Один человек упал с пулей в спине, в то время как другие оборачивались с раскрытыми ртами, хватались за мушкеты, и Шарп, падая, с криком обрушил тяжелый палаш на едущего сзади партизана, который успел только поднять руку и закричал, когда клинок перерубил кость.
Шарп тяжело приземлился, упал и вскочил — палаш застрял в теле человека, которого он ранил. Лошадь партизана пятилась, человек упал с палашом, застрявшим в груди, и Шарп схватил поводья и потянул лошадь к себе. Он высвободил клинок, ударил лошадь другого партизана по крупу, чтобы напугать и погнать под гору. Шарп кричал как демон, пытаясь прогнать партизан вниз по дороге одним лишь свирепым криком.
Головной дозорный повернулся, вытащил саблю, закричал на своих товарищей, приказывая пробиваться. Его рот так и остался открытым, потому что Ангел вогнал в него вторую пулю. Он откинулся назад, дождь внезапно стал темно-красным, и шок от второй пули напугал партизан и дал Шарпу достаточно времени, чтобы поставить ногу в веревочное стремя и вскочить в седло. Он развернул лошадь и с палашом наперевес погнал ее против оставшихся партизан.
Он понимал, что должен стыдиться этой радости — жестокой, певучей радости битвы, но он испытывал ее с того мгновения, когда сел на коня и понял, что его засада сработала.
Кремень щелкал бесполезно по стали, порох в мушкетах под дождем превратился в серую овсянку. Четыре человека стояли перед Шарпом, и он гнал свою лошадь на них, он поднял палаш, закричал, он отбил стальным клинком в сторону поднятую саблю, нанес укол в ребра и повернул, чтобы освободить лезвие. Приклад мушкета врезался в его левую руку, он натянул повод онемевшими пальцами, привстал в седле и закричал победно, когда палаш рубанул вниз и наискось по лицу партизана. Третий винтовочный выстрел донесся от мокрых скал.
Боже, благослови мальчишку, подумал Шарп. Ангел перезарядил со скоростью, достойной стрелка, и еще один человек упал, и напуганная лошадь потащила его прочь с ногой, застрявшей в стремени, а Шарп отбил удар мушкета, отколов щепку от приклада, и нанес удар в горло противника, повернув лезвие, как только оно достигло цели, и кровь была теплой на его руках, когда он парировал удар справа, рубанул — и враг отступил. Они бежали!
Он вжал каблуки в бока лошади.
— Вперед! Вперед! Вперед!
Они слышали, как он скачет, они были напуганы, и один партизан натянул повод, его лошадь поскользнулась, заржала, и Шарп, наклонившись вбок, нанес колющий удар палашом в спину последнего еще не раненного партизана. Тот закричал, выгибая спину, и Шарп высвободил клинок.
Он натянул поводья.
Его нападение было таким внезапным и таким диким, каким и должно быть нападение, и враги отступили — все, кроме мертвецов. Шарп наклонился, схватил повод другой лошади, и погнал коней вверх по холм. Теперь следовало поторопиться.
— Ангел!
— Se~nor?
Шарп гнал лошадей галопом в гору.
— Ты — чудо! Чертовски замечательное чудо! — Он кричал это на английском языке. Он попробовал приблизительно перевести на испанский и был вознагражден, видя глупую ухмылку мальчишки, который вышел из-за камней. Шарп рассмеялся. — Ты хорош как настоящий стрелок!
— Лучше!
— Ты лучше! — Они оба смеялись. — Забирай лошадей!
Ангел бросил Шарпу его винтовку, и тот повесил ее на плече.
— Элен!
Она медленно выбралась из расселины в скалах. Она уставилась на партизан, которые лежали поверженные на дороге, их кровь смешивалась с дождем и стекала вниз по колее. Она перевела взгляд на Шарпа и улыбнулась.
— Я никогда не видела, как ты дерешься!
— Ты увидишь больше, если не поспешишь.
— Ты великолепен!
— Элен! Ради Бога! Поспеши! Что ты делаешь?
Она бежала мимо него.
— Я хочу один из тех плащей! Я промерзла до костей!
Она стаскивала меховой плащ с одного из мертвецов, ворча на тяжесть трупа. Шарп наклонился с седла, чтобы помочь ей. Он засмеялся, когда она завернулась в плащ, потому что было странно видеть такую изящную красоту, завернутую в такой грубый толстый мех.