Честь Шарпа
Шрифт:
El Matarife не было среди этих семи человек, значит, по-видимому, вожак партизан был у подножья горы. Он слышал выстрелы, но пройдет несколько минут, возможно, полчаса, прежде чем он узнает, что случилось. Тогда, однако, он поймет, что сделал Шарп и что его противник ускользнул от него. Шарп подсадил Элен в седло Карабина, зная, что каждая секунда на счету.
У Шарпа было теперь четыре лошади, и он повел их вверх, подальше от мертвецов, на плато.
— Куда мы поедем, Ричард?
— Спустимся вниз с другой стороны. Есть узкая дорога, козья тропа.
Он объехал вокруг плато, прежде чем идти в женский монастырь, уверенный, что должен быть другой путь, но опасаясь, что не найдет его.
— И что тогда?
— Будем скакать столько, сколько сможем! Мы на полдня опередим ублюдков, но они будут следовать за нами!
Он не сказал ей, что никто не может двигаться быстрее по этой стране, чем партизаны. Они будут преследовать их безжалостно, их месть будет ужасна, если он не поспешит.
Она смотрела, как он неловко стирает кровь с клинка вальтрапом захваченной лошади.
— Спасибо, Ричард!
— Ангела благодари! Он снял трех из них.
Ангел покраснел. Он смотрел на маркизу с собачьей преданностью. Шарп засмеялся и повел их вверх в гору и на юг, к далеким долинам.
Он чувствовал необыкновенный прилив жизненных сил. Он сделал это! Он пересек всю Испанию и отнял эту женщину у женского монастыря Поднебесье, он дрался с ее врагами и он доставит ее в безопасное место. Он найдет ответы на свои вопросы, он вернет себе свою прежнюю жизнь, но сначала, до всего этого, потому что сейчас это казалось ему самым важным, он узнает, изменилась ли она. Он смотрел на нее, думая, что ее красота затмевает все на земле и что когда она улыбается, кажется, будто она держит в своих руках все его счастье. Впервые за все эти месяцы он был доволен собой благодаря этой женщине.
Глава 13
Маркиза стонала с закрытыми глазами. Она повернула голову на подушке и приоткрыла губы, так что Шарп видел ее белые зубы. Очаг дымил. Дождь рисовал расплывчатые узоры на крошечном окне, сквозь которое, Шарп мог видеть свечу в доме напротив, огонь которой тускло мерцал через грязное стекло.
— О, Боже! О, Боже! О, Боже! — Она сделала паузу, ее голова в золотых волосах снова дернулась на подушке. — О, Боже!
Шарп засмеялся. Он налил ей вина и поставил около кровати. Над фитилем, тускло горевшим в железной плошке с маслом, поднималась струйка дыма.
— Вино для мадам.
— О, Боже.
Они скакали так долго, что одну лошадь пришлось бросить, и даже две хорошие английские лошади не могли пошевелиться от усталости, и бедра маркизы, не защищенные седлом, были натерты до сырого мяса. Она с трудом открыла глаза.
— Разве тебе не больно?
— Немного.
— Я не хочу видеть проклятых лошадей никогда больше. О, Христос! — Она почесала поясницу. — Проклятое место! Проклятая Испания! Проклятая погода! Что это?
Шарп поставил чугунный горшок на грубо сколоченный стол.
— Жир.
— Ради Бога, зачем?
— Для ран. Смажь их этим.
Она наморщила нос и почесалась снова. Она лежала на кровати — слишком усталая, чтобы пошевелиться, слишком усталая, чтобы заметить, как Шарп приказал развести огонь, приготовить пищу и принести вино.
Они приехали в этот город, крошечное местечко, стиснутое горами, где были церковь, рынок, гостиница, и мэр, который был потрясен тем, что британский офицер добрался до их городишки. Шарп, опасаясь El Matarife, предпочел бы ехать дальше, найти место в глубине страны, где они, возможно, укрылись бы на ночь, но понимал, что маркиза не выдержит больше. Пришлось рискнуть воспользоваться городской гостиницей и надеяться, что если El Matarife заберется так далеко, присутствие горожан помешает ему попытаться снова захватить маркизу. Сейчас неподходящее время, думал Шарп, говорить ей, что он планирует отъезд на раннее утро.
Она приподнялась, опершись на локоть, и хмуро разглядывала комнату.
— Я не думаю, что когда-либо останавливалась в столь ужасном месте.
— По мне так оно вполне удобное.
— Ты никогда не отличался возвышенным вкусом, Ричард. Только по части женщин. — Она шлепнулась назад. — Я предполагаю, что надеяться на ванну здесь бесполезно?
— Скоро будет.
— В самом деле? — Она повернула голову, чтобы посмотреть на него. — Боже, ты великолепен. — Она нахмурилась снова и почесалась. — Проклятое облачение! Терпеть не могу носить шерсть.
Шарп развесил одежду, которую она забрала в женском монастыре у огня. Ее драгоценности лежали на столе. Она посмотрела на платье.
— Не очень подходит для бегства, не так ли? — Она рассмеялась, глядя, как Шарп снимает мокрую куртку. — Это рубашка, которую я тебе подарила?
— Да.
— А разве у вас нет прачечной в британской армии?
— Я не мог взять прачечную с собой.
— Бедный Ричард. — Она попробовала вино и поморщилась. — Когда-нибудь, Ричард, у меня будет дом на Луаре. У меня будет остров посреди реки, и молодые люди будут приплывать ко мне на лодках, мы будем есть пирог с жаворонками и мед, пить холодное, холодное вино в жаркие, жаркие дни.
Он улыбнулся.
— И вот почему ты хочешь получить свои фургоны?
— Вот почему я хочу свои фургоны.
— И именно поэтому церковь арестовала тебя?
Она кивнула и снова закрыла глаза.
— Они подстроили все это. У Луиса не было никого, чтобы оставить деньги, кроме меня, и они нашли проклятое завещание и в нем пункт, где говорится, что они получат все, если я стану монахиней. Просто. — Она слабо улыбнулась. — Это довольно умно с их стороны.
— И все же, почему ты написала письмо?
Она небрежно махнула рукой.
— О, Ричард! — Она посмотрела на него и вздохнула нетерпеливо. — Им нужен был мертвый Луис, не так ли? Они сказали мне, что они хотят его наказать, уж не знаю за что. Я не знала, что будет потом, и я думала, что ты будешь не против убить его. От него никогда не было никакой пользы. — Она улыбнулась ему. — Я никогда не думала, что это причинит тебе такие неприятности. Честное слово! Я напишу письмо для Артура, объясню, что ты невиновен. Сколько всего пришлось тебе перенести! — Она нахмурилась снова, царапая под серым одеянием.