Честь таланта. О литературе и России
Шрифт:
Мужественность поэзии Некрасова – поразительна. За простотой формы, некоторой прозаичностью изложения – «Нет в тебе поэзии свободной, / Мой суровый, неуклюжий стих!» – сколько честности, умения смотреть невзгодам в лицо, сколько спокойного достоинства, горечи и сожаления о том, что жизнь могла быть красивее и счастливее, и что это состояние обязательно перелилось бы в слово. Некрасов – предвестник разночинцев 60-х годов ХIХ века, людей, подобных
Отправившись в Петербург в 16 лет с тетрадкой юношеских стихов, отказавшись от карьеры военного и лишив себя этим отцовской поддержки, Некрасов оказался на грани нищеты. «Три года я чувствовал себя постоянно голодным», – вспоминал он впоследствии. Это 1838-й, 1839-й, 1840-й… В ресторане на Морской улице, под видом чтения газет, он украдкой ел хлеб, выставляемый на стол хозяевами заведения.
Ярко горела на поэтическом небосклоне России в это время звезда поручика Лермонтова, а в петербургских углах и подвалах (были отчаянные моменты в жизни Некрасова, когда ему подавали нищие!) мужал новый поэт. Вот откуда природная достоверность зимней, студёной поэмы «Мороз, Красный нос»: в своей бедной молодости Некрасов познал жестокую власть и голода, и холода.
Знаний, полученных в четырёх классах Ярославской гимназии, не хватило, чтобы сдать экзамены в университет. Дважды поступая, Некрасов оба раза провалился. Впрочем, за литературу он получит пятёрку – от профессора Никитенко, который спустя годы станет его цензором.
«Университеты» Некрасова – газетно-журнальная жизнь: ему приходилось писать куплеты, рекламу, фельетоны, очерки, рассказы, повести, водевили, рецензии, переводить (не зная ни одного иностранного языка!); не было, пожалуй, жанра, которым бы он не пытался заработать на существование. Но главным оставались стихи. Знакомые собрали средства по подписке на издание его первой книги «Мечты и звуки». Василий Жуковский, которому молодой поэт показал сборник, посоветовал публиковать его без имени: «Впоследствии вы напишете лучше и вам будет стыдно за эти стихи».
Что ж, так и вышло! Неудача первой книги, где автор обозначен как «Н. Н.», привела к тому, что Некрасов на пять лет оставил серьёзные стихи, он начал писать «эгоистически», только для денег. Но внутренняя, невидимая духовная работа совершалась, вела верным путём к человеку, который даст его литературному дарованию строгую огранку. «Моя встреча с Белинским была для меня спасением!» – вспоминал Некрасов.
Это важно – кто станет твоим литературным родителем, кто однажды воскликнет: «Да знаете ли вы, что вы поэт – и поэт истинный?», кто заложит в тебя эстетические предпочтения и идеалы. Это так же важно, как семья, дом и первая любовь.
Моим литературным учителем стал поэт Валентин Сорокин. В то время, когда мы встретились, среди многих его должностей была и такая – председатель Всероссийского Некрасовского комитета.
Моя встреча с Сорокиным была для меня спасением – конечно, в той мере, в какой можно считать «спасительной» литературную работу вообще: «Стихи мои, – плод жизни несчастливой, У отдыха похищенных часов…»
Тесно, «причинно-следственно», переплетены нити-события-судьбы в русской литературе. От основных, плодоносящих древ нашей словесности растут новые побеги. В нежном Есенине заключена смягчённая суровость Некрасова, а уж Александра Твардовского, пожалуй, можно назвать Некрасовым ХХ века – и по вкладу в поэзию, и по его журнальной деятельности. Валентин Сорокин говорил мне: «Андрей Белый, Николай Клюев, Игорь Северянин, Василий Каменский, Велимир Хлебников, Николай Асеев, Владимир Маяковский – ни один акмеист, символист, футурист, ни один высокоодарённый поэт начала двадцатого столетия не миновал Некрасова: творчество Некрасова – пристань в океане, маяк, посылающий спасительный свет в бурях и метелях русских. Империи рушатся, а поэт незыблем!»
Заседания Некрасовского комитета проходили в библиотеке, носящей имя поэта, – тогда она располагалась в самом центре Москвы, рядом с Литературным институтом. Несколько раз там бывала и я – в качестве журналиста, готовящего для «Учительской газеты» публикации «по Некрасову». Здесь я познакомилась с одним из духовных потомков поэта, Владимиром Филипповичем Некрасовым. Нет, не родственник, однофамилец, но зато какой! Генерал-майор внутренних войск, доктор исторических наук, профессор, создатель собственной научной школы, один из биографов Лаврентия Берии… И – исследователь генеалогического древа поэта, коллекционер книг Некрасова, а главное – страстный любитель стихов. Помню его в генеральской форме – высокого, в длинной шинели, в армейской фуражке, сухощавого, резкого в движениях…
Но всё-таки главный город в судьбе Некрасова не Москва, а Петербург. Город, где спешил на службу гоголевский Акакий Акакиевич, где проживало несчастное семейство Мармеладовых, описанное Достоевским, где гвардейский офицер Алексей Вронский мечтал покорить Анну Каренину и где молодой поэт встретил свою «музу мести и печали», так непохожую на античную богиню:
Вчерашний день, часу в шестом,Зашёл я на Сенную;Там били женщину кнутом,Крестьянку молодую.Ни звука из её груди,Лишь бич свистал, играя…И Музе я сказал: «Гляди!Сестра твоя родная».Давно уже нет в России публичных телесных наказаний, а есть публичное выворачивание «интимности» на телеэкране, нет и бурлаков на Волге, тянущих бечевой гружёные баржи, а есть среднеазиатские гастарбайтеры, ушло в историческое прошлое крепостничество и право помещичьей «первой ночи», но пришла интернет-педофилия, у парадных подъездов сановных вельмож не толкутся «деревенские русские люди» (ещё бы, везде охрана и «пропускная система»!), вместо троек богатые женихи гоняют на иномарках, но стихи Некрасова всё равно берут за сердце! И не только потому, что, читая их, ты видишь наглядную картину исторической России – какой она была полтора века назад. В конце концов, учебник даст больше фактов и информации. Дело в другом: вся поэзия Некрасова – совестливая! Чувство мятущейся совести – ключевое для понимания его лирики.
Удивительно: Некрасов никогда не был революционером, но его стихи вдохновляли народовольцев и, как бы мы сказали сегодня, «оппозиционеров» на борьбу с несправедливыми общественными порядками, будили среди молодёжи гражданские чувства. Белинский в пору их близкого знакомства исповедовал социализм, но молодой Некрасов не проникся идеологическими построениями знаменитого критика – поэзия совести была для него важнее «теории», пусть даже самой передовой. Когда кипели страсти между лагерями «славянофилов» и «западников», он не занял ни одну из сторон. Тяжёлое положение народа, крепостная отсталость России не сделали из Некрасова либерала и поклонника Запада – бывая подолгу за границей, он воспринимал Европу спокойно и трезво. Не стал он, впрочем, и «ура-патриотом», то есть человеком, воспевающим власти лишь за то, что у них есть власть, и, следовательно, каждый их шаг – «благодатный подарок» для Отечества.