Честное пионерское! 2
Шрифт:
Я преспокойно дошёл до кабинета, где у четвёртого «А» по понедельникам проходил классный час. Меня по пути не останавливали ни учителя, ни дежурившие на этажах старшеклассники. Никто не провожал меня любопытным взглядом (сновавшим по школе людям не было никакого дела до неторопливо бредущего по школьным коридорам пионера). В классе на меня тоже не обратили особого внимания. Буднично поздоровались со мной мальчишки (я продолжил Мишину традицию: не пожимал одноклассникам руки), девочки скользнули по мне равнодушными взглядами. Интерес ко мне проявила разве что Света Зотова — понаблюдала за тем,
На Зоины вопросы я ответил универсальным «потом расскажу». Потому что пока не придумал, что именно сообщу своей соседке по парте. О бегстве от математички я не хотел ей рассказывать — и уж тем более, о его причине. Найденный в учительской свёрток косвенно подтвердил сообщение Вовчика о смерти Оксаны Локтевой. И эта новость внесла хаос в мои планы и мысли. «Моему брату вечером позвонили друзья…» — вертелись у меня в голове слова рыжего мальчишки. Я силился понять, что именно Вовчик подразумевал под словом «вечером». «Это до того, как разошлись Надины гости, или после?» Если девятиклассницу всё же убили, то точно не в то же время, как и в… прошлый раз. Сейчас меня больше волновала, не личность совершившего то убийство человека. А есть ли теперь у Виктора Солнцева алиби на то время.
Я вынул из сумки «Аргументы и факты», развернул газету на столешнице парты. Пробежался взглядом по украшенной пометками статье. Порадовался, что в этот раз поленился заучивать текст — лишь пометил в нём интересные цитаты для своего выступления по политинформации. Сегодня я хотел пересказать одноклассникам статью «Глазами очевидца. Две недели в Афганистане». В этом репортаже говорилось о том, что делегация Советского комитета защиты мира совершила двухдневную поездку в Демократическую Республику Афганистан. В её составе был журналист-международник. В своей статье он рассказывал «о жизни, труде и борьбе афганского народа». Мне казалось, что афганская тема покажется детям интересной (пусть она и почти не касалась проходивших на территории этой страны военных действий).
До звонка я прочёл статью ещё раз — освежил в памяти её содержание (прекрасный повод, чтобы отложить объяснения с Каховской). Вполуха слушал Зоино ворчание, скользил взглядом по газетным строкам и рассуждал, почему Мишины приступы дали сбой. Ещё я нахваливал себя за то, что всё же позаботился о папином алиби (надеялся, что «вечером» — это всё же не «в районе полуночи»). И ругал себя за самонадеянность. Не удержался — бросил взгляд на курносый профиль Светы Зотовой. Вспомнил, как доказывал Зое, что наша одноклассница непременно доживёт до зимних соревнований. И тут же покачал головой (будто не согласился с автором газетной статьи), потому что не усомнился в успехе Светиного спасения, и потому что «дело» Зотовой мне виделось «простым и понятным» — в отличие от убийства Оксаны Локтевой.
Примерно за минуту до звонка в кабинет вошла наша классная руководительница. Она вразвалочку направилась к своему столу, рассеянно оглядела притихший при её появлении четвёртый «А». Коснулась взглядом и моего лица… резко остановилась.
— Иванов? — спросила учительница.
Взглянула на меня поверх линз очков.
— Иванов, — подтвердил я.
Разгладил руками газету.
— А тебя там все ищут… — сообщила классная.
Поправила дужки за ушами.
— Кто это: все? — спросил я. — И почему они меня ищут там, если у меня урок здесь?
Женщина задумчиво почесала подбородок, бросила взгляд на дверь — снова взглянула на меня.
— Действительно… — сказала она. — Почему так?
Классная руководительница шагнула было к учительскому столу, но вновь замерла — опять задумалась. Она оглянулась
Указала на меня рукой.
— А знаешь что, Иванов… — сказала учительница. — Давай-ка мы с тобой прогуляемся к директору и проясним ситуацию. Прямо сейчас. Выясним, что им от тебя понадобилось. А то там дело уже чуть ли не до звонка в милицию дошло…
Она выдержала двухсекундную паузу и добавила:
— А ты тут…
— Тут, — подтвердил я.
Классная взглянула на мою соседку по парте. Нахмурилась, будто вспоминала Зоино имя. Откашлялась, прочищая горло.
— Зоя, Каховская, — сказала классная руководительница. — Начни собрание без меня. Тебе известна сегодняшняя тема — ветераны. Разберите вопрос с шефской помощью ветеранам Великой Отечественной войны. Кто у нас отвечает за тимуровскую деятельность? А за работу с подшефными? Прикиньте, какие мероприятия мы проведём до ноябрьских праздников. Узнай, какие у ребят есть идеи. Запиши все предложения. В конце занятия мне отчитаешься.
Слева от меня тоскливо вздохнула Зоя.
Учительница нахмурилась, взглянула мне в глаза.
— А ты, Иванов, следуй за мной, — сказала классная.
Классная руководительница отконвоировала меня в кабинет директора, хозяин которого встретил нас торжествующим взглядом и скупым приветствием. Главный школьный начальник выбрался из-за стола и неумело изобразил строгого следователя: набросился на меня с расспросами о «происшествии в учительской». Я не без сожаления отбросил идею закатить в кабинете директора истерику и оросить ковер на полу детскими слезами. Решил, что оставлю этот приём на крайний случай: очень уж не хотел возвращать себе подзабытое в этом учебном году Мишино прозвище — Припадочный. Ответил педагогу коротко и чётко — рассказал свою версию случившегося в учительской и задал «справедливые» встречные вопросы, которые, ожидаемо, завели «следствие» в тупик.
Ни директор, ни классная не разъяснили, с какой стати меня заподозрили в краже (математичка всё же обвинила меня в воровстве свёртка). Они смотрели в мои большие «честные» глаза и молчали: обдумывали моё объяснение. А разъяснил я им утреннее происшествие просто: ничего чужого я не брал, а лишь выронил в учительской собственную газету (ту самую — со статьёй, подготовленной для политинформации) и вновь вернул её в свой карман. Газета сейчас лежала в классе, на моей парте — я не возражал против того, что педагоги её «рассмотрят и ощупают». Я заявил, что не имею никакого представления о неком «свёртке», пропавшем со стола в учительской. Спросил, что ценного было завёрнуто в той пропавшей газете, и кто хозяин того потерянного предмета.
Ответов я не дождался.
Директор лишь снова поинтересовался:
— А почему ты убежал?
— Не убежал, а ушёл, — сказал я. — Но… да, я испугался. А вы бы не испугались, если бы на вас вдруг заорала здоровенная тётка?
Не удержался — шмыгнул носом (спасибо Вовчику за науку). Директор и классная переглянулись. Я понял по выражению лиц педагогов, что им понравился мой вариант сегодняшних событий в учительской: он выглядел просто и незамысловато, оставлял меньше вопросов и никому не грозил неприятными последствиями. Главный школьный начальник почесал оставшийся лишь на затылке жиденький островок волос. Будто рыба, беззвучно открыл и закрыл рот. И вскоре вынес вердикт: он перенёс «разбирательство с Ивановым» на ближайшую перемену — когда в учительской соберутся занятые сейчас на занятиях учителя. Я молча пожал плечами. А десять минут спустя всё же рассказал четвёртому «А» классу о поездке делегации Советского комитета защиты мира в Демократическую Республику Афганистан.