Честное пионерское! Часть 3
Шрифт:
Юрий Фёдорович хмыкнул.
— Ладно, я допускаю, что ты не убийца, — сказал он. — Только потому, что уже изучил твои повадки. Не верю, что ты полез бы вот так вот… в лоб. Ты бы схитрил — если бы пытался угробить девку. Яду бы ей в еду подмешал. Или камень на голову сбросил. Но не вот так… М-да. Вот только расскажи мне, зятёк, какого чёрта ты ошивался вчера около квартиры Локтевых. Есть уже у меня мыслишки на эту тему. Но я хочу выслушать твою версию — сравнить её со своими умозаключениями. Сразу предупреждаю: не ври мне!
— Дядя Юра, я…
— Признаёшь,
Я пожал плечами.
— Мне нечего вам сказать.
Каховский дёрнулся — кресло под ним заскрипело.
— Вот как? — сказал он. — Зря играешь в молчанку, Иванов. Ты это был. Ты! Этот момент у меня сомнений вообще не вызывает. Зоя говорила, что ты вчера уходил из квартиры Солнцевых — на несколько часов, примерно в то время, когда свидетели видели пацана рядом с дверью Локтевых. К тому же, моя дочь по фотографии узнала убитую. Она сказала, что третьего сентября вы преследовали Оксану Локтеву около школы. Потом ты схватил девицу за руку и упал без чувств. Было такое?
Я не видел в полумраке выражение лица Зоиного отца — лишь заметил, как тот взмахнул сигаретой (будто дирижёрской палочкой).
— Мы с тобой, зятёк, понимаем, почему это произошло, — заявил Юрий Фёдорович. — Ты уже тогда знал, что девчонка умрёт. И даже выяснил, когда её убьют — иначе бы не дежурил вчера в её подъезде. Я правильно понимаю? Правильно — у тебя на роже это написано. Радует, что ты пошёл туда один, а не потащил на поиски приключений всю вашу компанию. Не соображу только, чего ты хотел добиться этим своим поступком? Пришёл туда из любопытства? Или собирался сам поймать преступника?
Я молчал.
Потому Каховский продолжил:
— Я… правда, не думаю, что это ты, зятёк, убил ту девчонку. Верю, что ты хоть и малолетний идиот, но всё же сообразил бы перед убийством не мозолить глаза такому количеству свидетелей. Так неужели ты не подумал, что станешь главным подозреваемым? Да, Миша, да. Не смотри на меня с таким удивлением. Версия, что сидевший в подъезде мальчишка убил Оксану Локтеву, рассматривается сейчас, как основная. Если ты можешь предложить другую — сейчас самое время это сделать.
Юрий Фёдорович затянулся сигаретой, выпустил из ноздрей дым.
— Что ты видел? — спросил он.
Я потёр нос.
— Ничего.
— Что ты видел во время своего приступа — тогда, третьего сентября, — уточнил Каховский.
— Ничего, — повторил я.
Описал майору милиции увиденное глазами Оксаны Локтевой. Подробно: всё, что запомнил. Упомянул о телевизоре, где пела Алла Пугачёва. Сообщил о деньгах, которые пересчитывала девятиклассница. Описал запомнившиеся мне детали обстановки в комнатах: сервант, диван, ковры, календарь, фотообои. Добавил, что не заметил чужого присутствия в квартире — если там и прятался посторонний, то девчонка не подозревала об этом. Сообщил, что девятиклассница очень хотела спать, будто наглоталась снотворного. И уснула быстро, едва прилегла на диван. Юрий Фёдорович выслушал меня молча — не перебивал вопросами. На время моего рассказа позабыл о сигарете. Он лишь изредка кивал, будто сверял мои слова с собственными наблюдениями или выводами.
—…Понял, что Оксана умрёт во сне, — сказал я. — Мне это показалось очевидным: иначе бы не случился приступ. Вот только я не знал, по какой причине она умрёт. Что это будет? Сердечный приступ? Или отравление? Мне стало интересно. Подумал: может, я смогу ей чем-то помочь? Ну там… скорую вызову, или кого-то из взрослых на помощь позову. Думал даже с вами о Локтевой поговорить — потом, ближе к этому воскресенью. Я узнал, где и с кем эта Оксана живёт. Пару раз сходил к её дому на разведку…
Развёл руками.
— Дядя Юра, в тот раз я действительно не видел ничего для вас интересного или значимого. Клянусь. Потому сразу вам ничего и не рассказал — ведь там не было очевидного криминала. Ну а потом подумал, что… говорить-то уже и не о чем.
Каховский дёрнул рукой, но не донёс её до лица: заметил, что сигарета истлела до фильтра — бросил окурок в пепельницу, постучал по рулю.
— Ну, не скажи… — произнёс он.
И тут же повторил:
— Не скажи…
Юрий Фёдорович вздохнул.
— Говоришь: девчонка спала? — сказал Зоин отец. — Вот почему мы не увидели следов борьбы. Интересно…
Он посмотрел на меня.
— Считаешь: её усыпили?
Я пожал плечами.
— Может быть. Но я не уверен. Я не видел, как это сделали.
Каховский кивнул.
— Выясню этот момент, — сказал он. — Завтра же…
Старший оперуполномоченный вновь задумался — предоставил мне возможность рассмотреть его профиль (с римским носом, как сказала Надя).
И вдруг он повернул ко мне лицо.
— Ты сказал: в тот раз, — произнёс Каховский. — Я правильно тебя услышал? Получается: был и другой?
Я повел плечом.
— Можно сказать… что и не было.
— Поясни.
— Несколько дней назад я прикоснулся к ней снова, — признался я. — Хотел кое-что уточнить, до того, как пойду её спасать… или попрошу вас вмешаться. Но ничего не произошло.
— Что значит: ничего? — спросил Юрий Фёдорович.
— Приступа не было, — уточнил я. — На этот раз у меня даже голова не закружилась. Честное пионерское! Вот я и подумал: это потому, что всё уже изменилось — девчонка не умрёт. И вам ничего говорить не нужно. А сам… все-таки пошёл туда. Вспомнил, какое видел число на отрывном календаре у неё в квартире. Уже выяснил, что её мать работает по воскресеньям. Ну и торчал в подъезде, пока Оксанина мама не вернулась домой. Подождал немного — в квартире было спокойно. Подумал: обошлось, и скорая не понадобилась.
Вздохнул.
— В квартире Локтевых было тихо. Поэтому я ушёл. Вот и всё.
Я посмотрел на Каховского.
Спросил:
— Дядя Юра, а вы уверены… что её убили. Может, всё же она сама… умерла?
И тут же вспомнил о ноже, зарытом на берегу реки.
Я скорее услышал, а не увидел, как Зоин отец усмехнулся.
— Такое убийство трудно спутать с сердечным приступом, — сказал Юрий Фёдорович. — На её теле насчитали семь колотых ран. Понимаешь, что это значит?
— Зарезали, — сказал я.