Честное пионерское! Часть 3

Федин Андрей Анатольевич

В воздухе снова замелькали снежинки. Ветер не позволял им спокойно опускаться на землю — швырял снежную крошку то в одну, то в другую сторону (будто раздумывал, куда её отнести и ежеминутно менял свои планы). Изредка через «наш» островок света под фонарём проходили прохожие — тогда я умолкал, а щуривший левый глаз Юрий Фёдорович затягивался табачным дымом. Каховский за время моего рассказы докурил сигарету. И тут же вынул из пачки другую — чиркнул зажигалкой. Изредка он задавал вопросы: уточнял детали (поинтересовался судьбой ножа, хмыкнул в ответ на мои слова, что того «больше нет», покачал головой). Не упрекал меня… пока.

Лишний раз не перебивал.

Я пересказывал Зоиному отцу известные мне события и факты, и сам удивлялся: почему всегда думал, что пытались свалить вину за смерть Локтевой именно на моего отца. Ведь нож оставили на том самом столе, у которого чаще всего восседал учитель истории (Дмитрий Григорьевич Лещик). И если бы Лещик не умчался на похороны тётки, то именно он стал бы главным подозреваемым в убийстве девятиклассницы. Ведь Дмитрий Григорьевич был частым гостем у Веры Ильиничны Локтевой — в квартире осталось множество его отпечатков! А если в его спальне найдут Нину Терентьеву… Я даже подивился «невезучести» своего отца: он угодил в ловушку, поставленную для другого человека.

—…Вот как-то так, — завершил я свой рассказ.

Каховский в очередной раз покачал головой, стряхнул на снег пепел.

— Какой же ты всё-таки идиот, зятёк, — сказал Юрий Фёдорович. — Даром что Иванов, а не Мышкин.

Он среагировал на мою усмешку.

— Да, да, Михаил, — добавил Каховский, — я тоже в подростковом возрасте пролистывал Достоевского. Но всё больше примерял на себя роль Раскольникова: приценивался к старушкам. А совершать необдуманные дурости — это не по моей части, что бы ты обо мне ни думал.

Он сплюнул себе под ноги и вынул из пачки очередную сигарету (предыдущая три секунды назад огненным метеором улетела в темноту).

— Так значит, всё дело в Солнцеве, — сказал Зоин отец. — Ты пытался вывести его из поля зрения следствия. И наворотил глупостей. Такое вполне в твоём стиле, зятёк: в стиле князя Мышкина. Витька-то ты уберёг: он даже не появлялся в списке подозреваемых…

Каховский закурил, взмахнул уже дымящейся сигаретой.

—…Но, чёрт побери, зятёк! — произнёс он. — Ты понимаешь, что смерть Локтевых… как ты говоришь: в этот раз… полностью на твоей совести? Что была возможность спасти девчонку. Но вместо этого ты ещё и угробил её мамашу. Поздравляю тебя с удачно проведённой операцией!

Я неуверенно повёл плечом.

— Дядя Юра, мне кажется, что вы преувеличиваете…

— Их смерти на твоей совести, Михаил! — повысил голос Юрий Фёдорович. — Даже и не спорь со мной. Кем бы ты себя не считал, но у тебя явно не семь пядей во лбу. Девчонку можно было спасти. Как и её мать. У тебя была такая возможность — если бы сразу мне всё рассказал. А так…

Каховский развёл руками.

—…Как говорят врачи, у тебя теперь есть собственное кладбище, — сказал он. — Можешь относиться к этому, как угодно. Доказывай себе, что убивал не ты. Убеждай, что у тебя не было выбора: ты спасал Солнцева. Но выбор был, Михаил. Выбор есть всегда. Но не всегда мы его замечаем.

Юрий Фёдорович затянулся дымом.

— Знаешь, зятёк, что стало твоей главной ошибкой в случае с Оксаной Локтевой? — спросил он. — Ты обрёк девчонку на смерть, когда решил, что сумеешь спасти её в одиночку. Но у тебя не было шансов. Тебе могло помочь её уберечь только чудо. Но оно не случилось.

Зоин отец посмотрел на меня — сверху вниз.

—

Но меня радует, что ты всё же попытался её спасти, — сказал Каховский. — Всё же пошёл к квартире Локтевой в тот день, хотя мог ограничиться Витькиным алиби. Алиби его, если тебе интересно, не проверяли. Потому что не видели в этом надобности. Но ты уверен… что он не уходил от твоей мамы в тот день?

Я кивнул.

— Уверен, дядя Юра: на все триста процентов. Проверьте, если хотите. С ним рядом в тот день находились несколько женщин. Они подтвердят, что Солнцев не отлучался из нашей квартиры. Он не выходил из своего дома и в прошлый раз… когда вы всё же задержали его из-за того дурацкого ножа.

Каховский взмахнул рукой.

— С чего ты взял, что Витька не выходил тогда? — спросил он. — Если бы у него было алиби, мы бы его не задерживали.

— В прошлое двадцать третье сентября этого года Виктор Егорович Солнцев провёл весь день в своей квартире, — сказал я. — Он был там вместе со своим семилетним сыном Павликом. Вот только вы, Юрий Фёдорович, тогда поставили этот факт под сомнение.

«Дядя Юра» повёл плечом.

— Показания семилетнего ребёнка — ненадёжная информация, — сказал он. — Это доказанный факт. Родственники подозреваемых часто лгут, выгораживая своих близких. Я бы на месте Витькиного сына тоже стал на защиту папаши. Ты уверен, что мальчик попросту не выгораживал своего отца?

Я усмехнулся.

— Уверен, дядя Юра. Полностью уверен, что мальчик не обманывал. Потому что я весь тот день провёл вместе с Солнцевыми. Считайте, что я был с ними в качестве «бестелесного духа». Я чуть ли не поминутно могу вам рассказать, чем отец и сын Солнцевы занимались в тот день…

— Лучше бы ты в качестве «бестелесного духа» побывал тогда у Локтевых, — сказал Юрий Фёдорович. — Это здорово бы нам помогло сейчас. Потому что до твоего Солнцева следствию теперь нет дела. И не будет, если он в воскресенье не порешит Терентьеву. Не там ты шарился, зятёк, в этом своём сне. Ой, не там!

Я развёл руками.

— Так уж получилось.

Каховский сошёл с места — жестом велел мне следовать за ним. Снег не хрустел, но и не чавкал — беззвучно проминался под нашими ногами. Освещённые островки тротуара чередовались с тёмными. Запас снежинок в небе истощился. Белые пушинки падали теперь только с веток деревьев. Около моего лица клубился пар — Юрий Фёдорович выдыхал из носа струи табачного дыма. Людей по пути мы почти не встречали (горожане будто испугались похолодания — прятались в тёплых квартирах). Да и стаи бездомных собак в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году ещё не разгуливали по улицам Великозаводска. Я прятал руки в карманах. Не отставал от Каховского, который без устали высказывал мне своё недовольство.

—…И нож ты напрасно выбросил, — говорил Зоин отец. — Совсем не факт, что мы бы не нашли на орудии убийства ничего интересного. Сомневаюсь, что ничего не обнаружили и тогда. Могли попросту не зафиксировать свои находки в протоколе. Или изъять записи о них — позже. В милиции… своя, особенная кухня, зятёк.

Юрий Фёдорович покачал головой.

— Теперь-то уже всё, — сказал он. — Теперь тот нож нам не нужен. Сомневаюсь, что достоверно объясню его внезапное появление в деле. Так можно и нарваться на неприятности. Да и поезд ушёл. Дело-то… М-да. Но алиби Витьки Солнцева я проверю. На всякий случай.