Честное пионерское! Часть 3
Шрифт:
Фрол Прокопьевич вздохнул.
— После случая с моим старшим сыном, я постоянно боялся вновь услышать подобный звонок, — сказал он. — В одиночку выходил против троих немцев не боялся. А теперь…
Лукин покачал головой.
Сказал:
— Знаю, что Юрину дочку ты уже уберёг. Молодец. Можешь не сомневаться, Мишаня: Каховский об этом не забудет. Другого ребёнка у них с женой уже не будет. А потому, до появления внуков он станет с тебя пылинки сдувать. Да и потом — тоже: сам знаешь, какие трудные времена грядут. Юра
Фрол Прокопьевич выдержал паузу.
—…Но эти твои «приступы» и есть самое важное в тебе, Мишаня. Не знание о грядущих катаклизмах и не твоё совсем недетское поведение — именно они. Вот так вот. Скоро ко мне приедут внуки и дочь — познакомлю тебя с ними. Устрою всё так, чтобы и они, и Серёжа проведывали старика раз в месяц-полтора. И встречались с тобой. Не великий труд… для тебя. А мне, Мишаня, ты подаришь спокойствие. За которое я непременно тебя отблагодарю.
Лукин тогда не намекнул, чем именно намеревался меня «благодарить».
Но позже он охотно согласился «приютить на денёк» (в грядущее воскресенье) мою новую семью (чтобы у Виктора Солнцева и на этот день появилось «железное» алиби).
Мне даже почудилось, что генерал-майор обрадовался моему предложению познакомить его с Надей, Виктором Егоровичем и с «моим будущим сводным братом».
* * *
По адресу улица Первомайская, дом тридцать семь, квартира три нас встретила невестка Лукина. Она поприветствовала нас, велела войти. Надя неуверенно вручила ей масленый торт и две банки сгущенного молока (к блинам). Женщина невозмутимо приняла подношение, унесла наши гостинцы в кухню. С десяток секунд мы толпились в прихожей без внимания хозяев квартиры. Пока из своей спальни не появился Фрол Прокопьевич, закутанный в яркий халат с золотистой восточной вышивкой (раньше Лукин его при мне не надевал).
Генерал-майор за мгновение провёл рекогносцировку (пробежался взглядом по нашим лицам). Громко откашлялся, прочищая горло. Приветливо раскинул руки, поприветствовал «дорогих гостей». В сравнении с Виктором Солнцевым хозяин квартиры выглядел низким и щуплым (будто подросток). Он поздоровался с нами в своей обычной чрезмерно громкой манере (заставил Павлика вздрогнуть). Пожал Виктору Егоровичу руку, поцеловал руку Наде, похлопал по плечам нас с Павликом. Предложил чувствовать себя в его жилище, «как дома».
Из прихожей мы отправились прямиком за обеденный стол. Гладко выбритый хозяин квартиры (испускавший запах лекарств и одеколона) велел нам рассаживаться на заранее распределённые места. Надежду Сергеевну он усадил по левую руку от себя, Виктора Солнцева — справа. Мне сказал примоститься рядом с папой — Павлику выделил место около смущённой Ивановой.
Нам с Павликом вина не досталось — мы довольствовались компотом. Меня это обстоятельство слегка расстроило (хотел продегустировать продукцию советских виноделов), а Павлик простодушно не обратил внимания на столь вопиющую несправедливость. В ответ на тост-приветствие Лукина я небрежно отсалютовал стаканом с компотом (завистливо вздохнул, когда громко звякнули хрустальные бокалы). И тут же с аппетитом набросился на еду (себя и Надю после зарядки накормил лишь лёгким завтраком); прислушивался к разговорам «взрослых».
Беседы за обеденным столом у генерал-майора не походили на те, что вели между собой Надины друзья, когда (очень нечасто) собирались у Ивановой. Мужчины не обсуждали достоинства и недостатки автомобилей. Наде не с кем было посекретничать о любовницах и зарплатах чужих мужей. Для затравки Лукин сказал несколько хвалебных фраз обо мне. Потом перешёл на рассказы о кактусах. Которые плавно перешли на обсуждение… папиной повести-сказки «Игорь Гончаров в школе магии и волшебства», о которой я генерал-майору… не рассказывал.
Папа (подогретый бокалом вина) с воодушевлением поведал о своей работе над «книгой». Он вкратце пересказал сюжет повести (по просьбе Лукина); заострил внимание на том, что «рассказ придумал Михаил». Виктор Егорович посетовал на нехватку времени для «литературного творчества». Тут же на мгновение умолк — испуганным взглядом стрельнул в Надю (та не заметила его оговорку). Солнцев перевёл дух. И поделился с нами инсайдом о том, что завершит работу над историей об Игоре Гончарове в январе (во время зимних школьных каникул).
Фрол Прокопьевич меня удивил: он попросил (скорее, потребовал) принести ему готовую рукопись («сразу же»). Заявил польщённому Солнцеву, что обожает «интересные истории о советских детях» (это притом, что кроме научных и философских трудов я на его книжных полках видел разве что собрание сочинений Льва Толстого с новенькими нечитанными страницами — наверняка чей-то подарок). Намекнул Виктору Егоровичу, что «с удовольствием» ускорит встречу «миллионов» советских читателей с героями «новой и увлекательной» книги.
После похвал папиному литературному таланту Фрол Прокопьевич переключил внимание на Надины «золотые руки». Засыпал восторженными словами работы Ивановой: её «восхитительное» платье (которое подчёркивало «стройную фигуру юной красотки»), мою рубаху и брюки (тоже пошитые Ивановой). Сказал, что Надежде Сергеевне стоило подумать о собственном «показе мод» — пока хотя бы в «нашем» Великозаводске (но обязательно: с расчетом в будущем покорить своим «искусством» «подмостки» Ленинграда и столицы СССР).