ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст)
Шрифт:
– Убью!
– в злой тоске плакал Салман.
Ночной гость покончил с едой, хмурый сидел за столом, оглядывал доставшееся прибежище, проклинал спутника по вагону с решетками.
Не взял бы и задаром проклятого адресочка, да случай выпал редкий уйти из вагона здесь, неподалеку. Отсидеться надо, пока идет ближний розыск, а там видно будет.
Ночной гость чуял, что ли, взгляд Салмана? Дергался все время, оборачивался.
Салман вылез из-под одеяла, протопал к ведру с водой, зачерпнул тыквиной сушеной, напился. Все сделал медленно, с расчетом.
– А ну кыш!
– приказал чужой.
– Спать!
Салман оскалился:
– Не хочу.
– Я два раза повторять не привык!
–
– попросила мать из своего угла жалко и трусливо.
– Сейчас лягу, - прикинулся послушным Салман.
– Он уйдет - лягу…
– Тетка, уйми своего щенка!
Мать захныкала:
– Салман, гость пришел от отца…
Салман не сводил глаз с чужого.
– Не надо нам ничего от отца.
Салман чувствовал: струйки пота потекли по спине, по ребрам. У человека есть три пота. Пот от слабости, пот от боли, пот от работы.
Салман не чувствовал себя сейчас слабым, не слышал боли. То, чего он сейчас хотел, чего добивался, требовало столько же сил, как гору камней перекидать. Он в мыслях кидал, кидал, кидал… Еще один камень - и чужой отступит.
– А если не уйду?
– спросил отцовский посланный.
– В милицию донесешь?
– Боишься?
– скривился Салман.
Чужой встал, сунул руку в карман. Салман увидел острый рог месяца. Весь от пота мокрый, кидал и кидал камни, делал самую тяжелую работу, какая есть на земле: оборонял дом, малышей, мать. Чужой дернул кадыком, всадил нож в буханку на столе, отвалил половину, сунул за пазуху. С порога пригрозил:
– Вернусь скоро. Погуляю на свежем воздухе.
Дверь бухнула, мать захныкала тихонечко в подушку. Салман потер ладонью губы: пусть рот перестанет кривиться!
– пошел погасить свет. Выключатель чернел у двери справа. Салман щелкнул, в темной тишине прислушался - ухо к доскам: чужой стоял в тамбуре, пристроенном солдатами, не ушел, дышал, скреб ногами. Кому охота, на ночь глядя, из теплого жилья в голую степь? Не отрывая уха от мерзлых, чутких на все звуки досок, Салман толкал задвижку в гнездо. Затолкал до отказа - отскочил. Теперь в дом без шума не попадешь! Чужому шуметь не захочется. Собак по всей улице будоражить.
Босые ноги застыли, Салман влез в сапоги. Стоит чужой за дверью? Стоит. Нет, пошел. Хрустнула щепка, отлетел камень.
– Куда же он?
– Салман чуть не завыл с досады: дурак, упустил чужого без присмотра ходить по поселку!
Салман сгреб пальто, шапку - задвижку долой!
– выскочил на улицу. Спина чужого покачивалась за низким дувалом. Свету от молодого месяца шло мало. Салман ждал: что будет дальше?..
Чужой не то чтобы сильно испугался мазитовского сопляка. Он знал: не мешает побродить часок по Чупчи, приглядеться, что тут у них есть, чего нету, - вернуться, когда сопляк будет дрыхнуть. Но не очень-то ему хотелось возвращаться. Надул старик. Не такое уж верное место его развалюха, да и поселок головат. И нет пользы, что при железной дороге. По всем станциям добрые дяди только и ждут, когда появится человек с протелеграфированными приметами. Глядят за пассажирскими, глядят за товарными. Задача нехитрая, не магистраль крупная - рельсы всего в одну колею. Зато других дорожек тут в степи понакатано - дай боже! На авто за ночь полтыщи сделаешь, в другую республику заскочешь - есть шанс. Дело только за машиной - где ее взять? Хорошо бы тепленькую перехватить, с ключиком; шофера на дороге не кидать, в кузов его - и поехал. Да, тепленькая нужна. От дома не взять без шума…
Чужой откачнулся от дувала, пошел. Салман - эа ним. На улицах ни души. Но Салман-то знал, а чужой нет: Чупчи не спит, на эту ночь Гавриловна назначила быть в поселке Новому году.
У кого в руках находится власть, тот и командует календарем: где будни - черные числа, где праздники - красные…
В чупчинской школе календарем владела Серафима Гавриловна, и она своей властью назначила Новый год не в ночь с тридцать первого декабря на первое января, а на двадцать девятое, часиков на десять, не позже - часы тоже, она полагала, находятся в ее власти.
У дверей школы Колька Кудайбергенов отражал все попытки недоростков-семиклассников прошмыгнуть в зал. Колька - человек исключительно надежный: его не обманут, не припугнут.
Вовсе не надежный Нурлан прикалывал входящим бумажные номерки. Другой бы на его месте от стыда в уголок забился, а ему всё трын-трава.
Накануне молодая, современно мыслящая учительница английского языка пыталась втолковать Гавриловне: уже давно нигде на школьных вечерах не играют в воздушную почту, это провинциально и старомодно… п #243;шло, наконец! Но Гавриловну не переубедишь: «Разумеется, нам с вами некому и не о чем писать. Ну, о чем бы я стала вам записки строчить? Чтобы вы сдали вовремя поурочные планы? А вы бы в ответ просили еще недельку? Кстати, планы все-таки жду от вас после бала, то есть завтра. А ребятам не мешайте играть в их любимую игру. Поймите: в их годы очень интересно переписываться. Да еще солдаты на вечер придут. Пусть пишут! Главное, чтобы всё у нас на глазах!»
Англичанка не разрешила нахальному Акатову приколоть к ее платью бумажный номерок. Однако, едва она вошла в зал, к ней подлетела Фарида в синей картонной фуражке, с синей картонной сумкой на боку: «Вам письмо!» Учительница развернула пакетик, сложенный по-аптечному: «Вы сегодня очень интересны». На какую-то секунду, которую она после будет вспоминать со стыдом, англичанка оглядела зал, кого-то ища глазами.
В другом углу зала Фарида совала аптечный пакетик Геннадию Васильевичу: «Почему вы не танцуете?»
Из парадного угла Гавриловна мысленно одобрила действия Фа-риды. Кроме лейтенанта, не видела она в Чупчи подходящего жениха для молодой англичанки, а молодые незамужние учительницы тут не удерживались.
Воздушная почта попала в верные руки. Каждому по способностям: Кольке стоять на страже, Фариде разносить записки. Фарида воздушную почту без дела не оставит. Она запаслась из дому записками на все случаи жизни, несколько вечеров сочиняла с привлечением художественной литературы и без литературы, попроще: «Вы сегодня очень интересны», «Почему вы не танцуете?», «О ком вы грустите?», «Кто-то здесь следит за вами» и еще разное, позагадочней. Свою почтовую тайну она не выдала даже лучшей подруге - отвернувшись, сунула Маше записку: про кого-то, кто следит.
Маша прочла и покраснела.
Оч-чень интересно Фариде жить на свете! Все она знает и все может. Тем более может спасти Нурлана. Он такой талантливый, с таким замечательным будущим, но по слабости характера пропадет, если Фарида за ним не углядит, поэтому она - уж будьте уверены!
– углядит, выведет Нурлана к сияющим вершинам славы. Это теперь ее ответственный долг, цель жизни.
Шолпашке она по-дружески вручила «Вы сегодня прекрасны», но Шолпашке, конечно, некогда и подумать: от кого? В закутке за сценой она - не спеша и потому быстро - пристебывает ленты, оборки, тесьму, фазаньи перышки. Шесть девочек из интерната сначала спляшут молдавский танец, потом казахский. Только Шолпан управится, чтобы они сначала выскочили на сцену в шапочках с перышками, в бархатных камзолах, а через минуту - в венках с лентами, в расшитых кофтах. И ее подшефный - Аскарка сегодня выступает перед старшеклассниками. Шолпан отутюжила солисту форменный костюм, накрахмалила рубашку - Аскарка как черепашонок в надежном панцире.