Чётки
Шрифт:
Порою, он радостно вскакивал с места и громко звал маму, чтобы поделиться с ней своей неожиданной литературной находкой. Мама неизменно поддерживала и сдержанно хвалила даже тогда, когда не понимала – о чем идёт речь. Папе этого вполне было достаточно. Найдя какую-нибудь удачную метафору или необычное обыгрывание слов, он радовался своей находке словно ребёнок, целый день, находясь в приподнятом настроении. И мы – его дети – радовались вместе с ним.
Справедливости ради, следует отметить, что в жизни отца бывали и периоды, когда он отчаянно и порою безрезультатно терзался муками, но уже не творческого, а совсем иного характера. Обычно, это было связано с предстоящими красными датами в советском календаре. И, если с Первомаем или днём 7 ноября было более-менее понятно, то с некоторыми другими – казалось бы, менее важными – отцу приходилось несладко. Не раз бывало, что он окончательно
Об одной такой истории, связанной с приближением праздника, посвящённого образованию СССР, полагаю, рассказать будет совсем нелишне. Это даже нельзя назвать историей, потому что подобная «головная боль», знакомая журналистам советских времён, неизменно наваливалась каждый год, аккурат под самый новый год, а точнее – 22 декабря.
Советский пасьянс
Как известно, в 70-е года ХХ столетия противостояние двух мировых систем – капиталистического и социалистического – достигло своего наивысшего накала. Каждая из сторон старалась доказать своё превосходство, опираясь для наглядности на достижения в различных областях жизни: начиная от бомб, ракет, космонавтики и заканчивая спортом и всеобщим благосостоянием народа. Правда, если относительно объективности первых показателей мы ещё могли не сомневаться, то в отношении последнего пункта нам оставалось лишь всецело доверяться своим же средствам массовой информации, поскольку для подавляющего населения Советского Союза – съездить, посмотреть и сравнить, как живут «они» и как существуем «мы» – было делом далёким от реальности. Одним из главных наших козырей, свидетельствующих о «неоспоримом» превосходстве социалистической системы над «гнилым западом», являлось то, что в государственном управлении страной у нас были задействованы практически все социальные слои общества, начиная от генерального секретаря и кончая самой обыкновенной дояркой. До такого уровня капиталистам, конечно же, было далеко.
Теперь становится немного понятным, почему все газетчики страны в ужасе хватались за голову, ибо прекрасно представляли себе – какой сложнейший, по сути, кроссворд ждет их в преддверии наступающего праздника…
Уже с самого утра папа ходил злой (что бывало с ним исключительно редко) и по всякому поводу раздражался.
– Ну, неужели так трудно сосчитать до двадцати после того, как вода закипит, снять с плиты и поставить под холодную воду!?
Это замечание было адресовано маме, которая отменно готовя любые блюда, так и не научилась «правильно» варить яйцо всмятку. Оно постоянно выходило либо в «мешочек», либо вкрутую, а надо отметить, что это разные вещи! Наверное, на генном уровне некоторые вещи передаются по наследству, поскольку с годами я тоже стал ловить себя на мысли, что подобные «мелочи» порою ужасно расстраивают мужчину. Однако, в тот день я знал истинную причину папиного раздражения. Предстоял «пасьянс» с огромным количеством противоречивых данных, который, в конце концов, обязан был сложиться в стройную и красивую картину «настоящего советского народовластия». Отцу не удалось «спихнуть» это дело на второго зама, да это было даже не в его характере: он никогда не старался заранее выгадать для себя что-либо по легче, а потому довольно часто самое нудное и противное занятие приходилось делать самому. Вот и сейчас, наскоро и молча позавтракав, он прошёл в гостиную и, подойдя к столу, брезгливо уставился на толстую серую папку скоросшивателя. Деваться, однако, было некуда…
– Та-ак… – наконец смирившись, произнёс отец, раскрыв папку и вытянув из него первый лист. В нем мелким почерком в колонку пестрели нескончаемые имена и фамилии предполагаемых героев трудового фронта – депутатов очередного съезда партии. Папа отложил этот лист на край стола и вытащил из недр папки другой, с рекомендациями. Бегло пройдясь по нему, он также отложил его в сторону, но уже чуть повыше и вновь стал знакомиться с третьим документом.
Через полчаса рабочий стол напоминал собою карточную поляну заядлого картёжника: не хватало лишь зелёного сукна. Родитель удовлетворённо крякнул и глубоко затянулся сигаретой. Теперь предстояло самое главное. Высочайшее искусство заключалось в том, чтобы составить такой список, в котором народные избранники одинаково и равно представляли бы все районы области, все слои нашего демократического общества и при этом предстояло учесть требования к предполагаемым кандидатам, имея в виду социальное положение, пол, партийность (или наоборот – беспартийный) и т. д. и т. п. Словом, задачка выходила не из лёгких.
Когда
– Ну, где я им найду непьющего слесаря, партийного, да ещё и с канимехского района! В этих степях окромя чабанов и баранов, никогда ничего не водилось.
– Можно, ведь, этот пункт пока пропустить и посмотреть другие кандидатуры – попытался успокоить я отца.
– А-а…– безнадёжно махнул он рукой, вставая с кресла и вновь садясь за стол. – Другие не лучше.
– Вот, например, тут – папа ткнул пальцем в бумажку, лежащую слева внизу – требуется: каракульский район, механизатор, беспартийный, примерный семьянин, передовик, мужчина. И где мне его, по-твоему, им достать?
Я быстро прошёлся глазами по списку кандидатур каракульского района и вдруг, найдя искомое, радостно показал отцу.
– Ага: умник нашёлся – досадливо поморщился отец, – ты глянь, что тут написано: «партийный», а мне нужен беспартийный.
– Так может его из партии исключить? – попытался неудачно я пошутить, но, взглянув на отца, тут же осёкся.
– Слушай, иди и не мешай, – устало произнёс он – мне сейчас не до шуток.
Однако, оставить отца один на один с «загадками сфинкса» я не решился, а потому всего лишь немного отодвинулся от стола, продолжая изучать содержимое листов и пытаясь хоть как-то помочь родителю. Наконец, постепенно вникнув в «правила игры», я молча стал сверять один из вариантов, который по всем параметрам сходился требуемым в «задачнике». Убедившись, что все расчёты верны, я набрался смелости и осторожно обратил внимание отца на мою находку. Отец нехотя отвлёкся и, бросив взгляд на предложенный мною вариант, некоторое время молча стал сверять его с многочисленными бумажками, раскинутыми, словно карты по всему периметру стола. Наконец, лёгкая улыбка обозначилась на его лице. Подняв на меня изумлённые глаза, отец многозначительно изрёк: «Да-а, похоже, из тебя может выйти неплохой аппаратчик». Естественно, я счёл это за неслыханный комплимент и уверенно пододвинул стул поближе. Возражений со стороны отца не последовало.
Уже ближе к вечеру, когда со стороны кухни начали доходить до гостиной сводящие с ума запахи жареной баранины с луком и со специями, работа стала близиться к завершающей стадии: отец набело переписал список с таким трудом подобранных кандидатур. Было видно, что он явно удовлетворён проделанной работой. Только в двух местах никак не сходилось: в одном месте – профессия, в другом – нужен был коммунист, но в наличии имелся только беспартийный.
В холодильнике стыла водочка, а на стол мама раскладывала тарелки с закуской и салатом. Этого было вполне достаточно, чтобы отец одним росчерком пера «превратил» обыкновенную колхозницу в механизатора, а беспартийного «наградил» членским коммунистическим билетом.
– Ничего страшного, – пояснил он, – в первом случае, она обучится хотя бы машинному доению, а во втором – вынуждены будут сделать его членом. Иди, вымой руки и марш за стол!
Цугцванг
Несмотря на то, что отец слыл хлебосольным хозяином и сам был не чужд весёлому застолью с хорошей выпивкой и закуской, тем не менее, он во всем любил порядок и меру. Если его самого приглашали в гости, то он, посидев с удовольствием положенное время, всегда чувствовал – когда следует закругляться, дав тем самым возможность хозяевам отдохнуть немного от гостей. Я, например, не помню ни единого случая, чтобы отец остался ночевать у кого-либо в гостях. Сколько бы он не выпил (а выпить он любил), он неизменно стремился домой, ибо полный покой он находил только лишь, очутившись в своей родной кровати. Это у него было, что называется, в крови. Точно такого же отношения он желал видеть и от своих гостей. Хотя, порой, случались довольно забавные казусы.
Однажды гостем отца оказался какой-то местный литератор. Мне почему-то запомнилось его имя – Мелливой – очень редкое даже для местного населения. Как и все настоящие литераторы, он был неравнодушен к спиртному и шахматам.
Застолью предшествовала неспешная беседа и игра. Сыграв пару-тройку партий с отцом и окончательно убедившись, что соперник ему «не по зубам», гость заметно потерял интерес к игре, периодически поглядывая в сторону кухни. Отцу тоже претила «игра в одни ворота»: азарт настоящего игрока просыпался в нем только тогда, когда напротив него сидел достойный и сильный противник.