Чётки
Шрифт:
Вскоре была совершена помолвка. «Жениху», то есть моему деду на тот момент было всего тринадцать лет, «невесте» – неполных десять. Пройдёт ещё немало лет, прежде чем они вступят в законный брак. До этого времени они вместе будут играть в куклы и различные детские игры.
Оставаясь преданной и образцовой женой, бабушка была на редкость бойкой и строптивой: видать кровь вольнолюбивых горцев давала о себе знать. Между прочим, она будет одной из ярых активисток, отстаивающих женские права, кто бесстрашно отважится в числе первых бросить в большевистский
Мою любовь к ней она испытывала своеобразно.
Однажды, когда мы остались с ней вдвоём, она прикинулась безнадежно больной (а может быть, и в самом деле слегка заболела). Лёжа на кровати, она закатила глаза и стала декламировать жуткие строчки, красноречиво свидетельствующие о том, что моя бедная бабуля вот-вот готова отправиться в иной мир:
– Тобут-и сурх-у сафед… («Красно-белые погребальные носилки…")
Восьмилетний я, в ужасе заламывал свои руки и слёзно просил её прекратить эту «лебединную песнь». Едва дождавшись отца, который пришел с редакции на обед, я тут же чистосердечно всё выложил ему.
– Она! Шарм намекунед ми: дачи бачая метарсонед?! («Мама! Как Вам не стыдно: зачем пугать ребёнка?!»)
Бабуля в ответ довольно расплылась в широкой улыбке: «экзамен» на проверку чувств был выдержан мною на «отлично»…
К старости в ней проснётся властность: довольно часто моему миролюбивому и одновременно озорному деду, страдающему различного рода чудачествами, будет доставаться от строгой супруги.
Нас – внуков – она любила, но при этом была чрезвычайно строга, поскольку всегда и во всём любила и уважала порядок. Завоевать её симпатии было нелегко.
Тем не менее, в редкие минуты она, растрогавшись, предавалась своим откровениям и рассказывала нам свои детские истории.
Вот она расправляет мою ладошку в своей пухлой руке и медленно водит по кругу указательным пальцем, неторопливо приговаривая:
авзак, авзак
Гирди ин заб-зард.
Ин гав кушад,
Ин пўст канад,
Ин пазад-у соз кунад,
Ин хурад-у ноз кунад,
Ин аляки бенасиб ким-гуо
Гирифта бу-у-урд…
Ну, совсем, как знакомое любому россиянину:
Сорока-воровка,
Кашку варила,
Деток кормила…
И в конце, точно также, ухватив за мой мизинец, бабушкина ручка взлетает высоко вверх. Мы хором заливаемся смехом, нам весело и хорошо…
Мне запало в душу лишь единственное её стихотворение, которое, почему-то, запомнилось полностью. Как я понял позже, это очень старый фольклор, который бабушка сохранила в своей памяти ещё с детских времён. По всей вероятности, он уже забылся даже на её исконной родине. Я имею в виду такие центры Таджикистана, как Оби Гарм, Дасти Шўр и Файзобод.
Моей бабушки не станет 2-го марта 1984 года. В тот самый день, когда я, находясь в четырёх тысячах километров от неё, в Ленинграде, буду справлять свою свадьбу.
– Горько! Горько!! – будут кричать мои новые родственники.
А утром мне позвонит сестра…
Э духтари дамгирак
Дами маро гир,
Э бачаи амаки
Дасти маро гир.
Э бачаи амаки
Хеши падарум,
Чил гўшаи марворид
Банди жигарум.
Чил гўшаи марворид
Обу овардаст,
Маро беарибиро
Худо овардаст.
О, девчонка-егоза,
Сними мою усталость.
О дочь родного дяди,
Возьми меня за руку.
О дочь родного дяди!
Родственница по отцу.
Уши в жемчугах,
Родная кровиночка.
Уши в жемчугах,
Воды мне принесла.
Меня, позабытого
К Богу подвела.
Немного об Ахмаде Донише (Ахмад-и Калля)
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты…
Теперь, разве что только ленивый не помнит, как одно время обмусоливали строчки из письма Александра Сергеевича к своему другу, где великий русский поэт хвастается:
«…Сегодня, с божьей помощью, уёб Аню Керн.»
Боже мой! Сколько копий было сломано из-за этих строчек… Спрашивается: чего ради? Нормальный мужик был, этот самый Пушкин! Ну, совсем, как любой из нас, живущих сегодня. И к чему сравнивать поэтический образ, созданный в порыве вдохновенья, с жизнью самого поэта? Конечно же, немножечко некрасиво как-то получается: с одной стороны, вроде, «как гений чистой красоты», понимаешь, а с другой – вот так, вот, грубо взять и вдуть… по самые, понимаешь, помидоры…
Однако ничего не поделаешь, придётся смириться. Как-никак, одно дело высокая поэзия и совсем другое дело – жизнь.
Пример этот приведён мною не случайно. Потому, что в Бухарском ханстве тоже был свой «Пушкин». Причём, следует отметить, что помимо составления виршей и романов, он был ещё и выдающимся просветителем и реформатором своего времени. Если верить имеющимся сведениям, то проект Аму-бухарского канала предлагался этим ученым за пол столетия вперёд, но тогдашних правителей, погрязших в роскоши и протекционизме, естественно, это интересовало мало.
Звали его Ахмад-и Дониш («Знающий») или, по-простому, Ахмад-и-калля («башковитый Ахмад»), за его умную головушку.
Как и многим талантливым личностям, ему довелось намного опередить своё время. Его жизненный путь пришелся на время правления последней мангытской династии: он успел «зацепить» царствование трёх правителей Бухары – Насрулло-хана, Музаффар-хана и Ахад-хана. Как это случается со всеми неординарными личностями, в конце он попадёт в опалу и остаток своих дней проведёт покинутый всеми, позаброшенный и невостребованный двором.