Четверг пока необитаем
Шрифт:
«А любовь и стихи – это лишь утоленье печали…»
А любовь и стихи – это лишь утоленье печали,
Это просто попытка утишить сердечную боль,
Это лишь для того, чтобы ночи и дни не серчали.
А любовь и стихи – заклинанье моё и пароль.
А любовь и стихи – это помощь, пароль, разрешенье,
Петушиное слово, чтоб жить и сейчас, и потом.
А любовь и стихи – это шлюпка во время крушенья,
Это чья-то рука, чья-то помощь на спуске крутом.
«Постойте, я ещё не нагляделась…»
Постойте, я ещё не нагляделась,
Не
Как вышло так, что жизнь куда-то делась,
Которая была мне так мила.
Постойте, я ещё совсем подросток.
Смотрите, тычусь до сих пор в азы.
Глаза мои болят от снежных блёсток
И от небесной чистой бирюзы.
«Так ходить надоело…»
Так ходить надоело. Ну что это – левой да правой.
Всё хожу да хожу, а взлететь не выходит никак
Над неровной землёй, надоевшей, любимой, шершавой,
Где всегда до конца, до последней черты только шаг.
Ах, взлететь бы, взлететь, приподняться
над ямой и кочкой.
Что там яма и кочка? Подняться б над всей маетой
И в сплошной синеве еле видимой маленькой точкой
Пролететь над когда-то пугавшей последней чертой.
«Я от нежности таю, как тает на солнце Снегурка…»
Я от нежности таю, как тает на солнце Снегурка.
Я от нежности таю к любому мгновению дня.
Мама, видишь оттуда, во что превратилась дочурка?
Я от нежности таю. Почти не осталось меня…
Да и день со мной нежен. К губам прикоснулся снежинкой,
Лёгким тельцем небесным, весёлым своим светлячком.
Мама, видишь оттуда, как таю над дивной картинкой,
Той, что сотворена на едином дыханье, молчком?
«В чью-то душу пробиться хочу…»
В чью-то душу пробиться хочу.
В чью-то душу пробиться пытаюсь.
Говорю, тороплюсь, спотыкаюсь,
То срываюсь на крик, то шепчу.
Ну впустите, впустите меня.
Бьюсь и бьюсь у закрытой калитки.
Но без этой безумной попытки
Я прожить не умею и дня.
«Разговоры ведя или делая нечто земное…»
Разговоры ведя или делая нечто земное,
Взять да вдруг распрямиться и руки на миг опустить,
В тишине наступившей услышать иное, иное
И увидеть, что чудо на шарике этом гостить.
И, счастливо – сказать уходящему мигу – счастливо,
Мой летучий, мой праздный, мой солнечный, мой голубой.
Ты ведь тоже творил на лету это дивное диво,
И как жалко, что мы не увидимся больше с тобой.
«Как интересно: белки, птицы…»
Как интересно: белки, птицы,
По преимуществу синицы,
Поляна, снежная гора
И на ледянках детвора.
Ура, ещё один денёчек
Я проведу с тобой, сыночек,
Средь птиц и белок и детей,
Их упоительных затей.
«А день бесконечен…»
А день бесконечен. Не веришь? Смотри, как лучится,
Смотри, как лучится и как никуда не спешит.
Он так безмятежен, как будто бы с ним не случится
Дурного. Он ниткой серебряной снежной прошит.
И жизнь бесконечна. Она ведь из дней безмятежных.
Не веришь? Не веришь? Из медленных дней состоит,
И знает она столько слов удивительно нежных,
И нам их, поверь же, поверь же, услышать ещё предстоит.
«Меня нащупал новый день…»
Меня нащупал новый день
Рукой младенческой и нежной,
Посеребрил мне путь мой снежный
И кружевную светотень
Колеблемую мне родил.
Спасибо, что меня нашарил
И не состарил, не состарил,
А счастливо омолодил.
«А веселье – такое серьёзное дело…»
А веселье – такое серьёзное дело.
То душа не готова к веселью, то тело,
То страна, где живу, не готова к нему.
Но стараюсь – то к небу глаза подниму,
То, с царящей тоской не желая мириться,
Я на снег погляжу, что сегодня искрится.
«Ну а с кем мне ещё говорить?..»
Ну а с кем мне ещё говорить? С небесами толкую.
Небесам исповедуюсь. С кем мне ещё говорить?
Да и кто может выдержать долго беседу такую?
Кто ещё меня может вниманьем таким одарить?
Ну а им-то самим интересно со мной? Интересно?
Ведь они высоки, глубоки, лучезарны, тихи.
Всё земное для них, полагаю, и плоско, и пресно.
Потому-то, наверное, я перешла на стихи.
«Так мало счастливых…»
Так мало счастливых. Так, Господи, мало.
А я бы одним лишь счастливым внимала.
У них бы училась светиться, сиять.
Вот день нынче солнечный, снежный опять.
И, глядя, как снег серебристый летает,
Учусь понимать, что для счастья хватает
И снежного облачка там в небесах,
И мысли, что десять утра на часах.
«Этот день – он который с конца?..»
Этот день – он который с конца?
От начала начал удаляюсь.
А глаза-то, глаза – в пол-лица,
Потому что смотрю – удивляюсь.
Удивляюсь и свету, и тьме,
И находкам своим и утратам,
Тупикам и лазурной кайме,
И рассветным лучам и закатам.
«Что это, Господи, кара иль шутка?..»
Что это, Господи, кара иль шутка?
Ты к нам, Создатель, отнёсся нечутко.
Выжав все соки до капли из нас,
В гибельный час отпустил и не спас,
Выбросил прочь, как ненужную ветошь,
И не сказал: «Не отдам его. Нет уж».
«Зарыться бы лицом в горячую подушку…»
Зарыться бы лицом в горячую подушку
И выпасть хоть на миг из дорогих сетей,
Покинуть хоть на миг незримую ловушку
И отдохнуть от всех, от всех земных затей.
Зарыться бы лицом и с головой укрыться,
И никаких забав, и никаких тенёт,
Пусть даже в двух шагах желанная жар-птица,
Пусть даже жизнь сладка, как самый сладкий мёд.
«Скажи мне, жизнь, ты что – уходишь, да?..»
Скажи мне, жизнь, ты что – уходишь, да?
Меня уже не будет никогда?
Скажи мне, жизнь, ты от меня устала?
А я как раз сегодня рано встала,
И строю планы, и пишу стихи,
Где много всякой нежной чепухи.
«Немыслимое счастье – мы вдвоём…»
Немыслимое счастье – мы вдвоём.
Я существую в облаке твоём.
И своего мне облака не надо.
В твоём и спать, и просыпаться рада.
Оно не давит на земное дно.
Но только б не рассеялось оно.