Четверг пока необитаем
Шрифт:
«Ты глаз на меня голубой положило…»
Ты глаз на меня голубой положило,
Ты голову мне так чудесно вскружило,
Ах, небо, стою, подбородок задрав.
Мне нравится твой независимый нрав,
Бесшумный и снежный десант твой воздушный,
Оказанный душам приём твой радушный.
«Ёжик в тёмном лесу потерял узелок…»
Посвящается фильму «Ёжик в тумане»
Ёжик в тёмном лесу потерял узелок.
В узелке – всех счастливых мгновений залог.
В узелке – всё, что надо душе для
Много сладостей разных, включая варенье.
Но растяпу ежа не спешите жалеть.
Узелок – молодец. Он умеет белеть.
Пёс добрейший принёс его ёжику в пасти.
Всё здесь временно. Временны даже напасти.
И неважно, что там у судьбы на уме.
Наше дело – светиться, светиться во тьме.
«С утра до вечера живу…»
С утра до вечера живу
И даже ночью, даже ночью.
То вижу всё это воочью,
То в тёмных волнах сна плыву.
А что ещё мне предложить
Здесь могут кроме тьмы и света,
Ночей и дней, зимы и лета,
Кроме как жить или не жить?
«А где же конверт – чтобы с адресом, с маркой?..»
А где же конверт – чтобы с адресом, с маркой?
Где лист шелестящий с чернильной помаркой?..
Курсор подведи, затемни, сделай клик…
О мир, до чего изменился твой лик!
Где почерк корявый? Где буквы с наклоном?
Да всё там, где надо, – во времени оном…
Запомнил, и кликнул, и в буфер занёс…
Но где же письмо, что промокло от слёз?
«Раз здесь родилась, то, наверное, так вот и буду…»
Раз здесь родилась, то, наверное, так вот и буду
К тому, кто не смят, не распят относиться, как к чуду.
Читаю опять, как в советском аду в одиночке
Спасались, пытаясь припомнить любимые строчки,
Как кто-то, под утро вернувшись с допроса ночного
И зная, что вскоре он пыткам подвергнется снова,
Выстукивал в стенку, а узник в ячейке соседней
Ловил этот звук с благодарностью в день свой последний.
«Со слова бы надо пылинки сдувать…»
Со слова бы надо пылинки сдувать,
Ему бы, родному, скучать не давать,
К хорошим соседям его подселить
И долгое эхо ему посулить
В стране моей бедной, чьи тяжки грехи,
Но где почему-то ютятся стихи.
«Я так ждала родительского дня…»
Я так ждала родительского дня
И чтобы мама забрала меня
Из группы. Мы в лесу гамак повесим.
Я буду петь. Я знаю много песен.
Читать стихи ей буду без конца.
Я маму жду. Я не уйду с крыльца.
Ей – с шишками еловыми корзинка,
Венок, букет и булки половинка.
Вон меж стволами золото волос.
Ах, мама, твой ребёнок не подрос.
Так и бегу с подарком припасённым
Тебе навстречу в платьице казённом.
«Какая удача! Я чудом попала туда…»
Какая удача! Я чудом попала туда,
Где я не бывала доселе ещё никогда.
Какая удача! Открыла глаза и попала
Туда, где нога человека ещё не ступала.
Я в новое утро попала, где сказочно нов
Расцвеченный свежими блёстками снежный покров,
Где новые песни слагает пернатый народец,
Где свежие ветры гуляют. Я первопроходец.
Я в новое утро попала – на тот материк,
Который неведом, загадочен, странен, велик.
«Но надо было нас предупредить…»
Но надо было нас предупредить,
Прежде чем взять да и на свет родить,
Что мир для тех, кто нервами стальными
Не обделён, и горе с остальными:
Ну как их не ронять, не кантовать?
И кто им будет раны бинтовать?
«В тени от белого крыла…»
В тени от белого крыла
Живу. Мой ангел, мой хранитель,
Ты цвета белого любитель.
И даже тень твоя бела.
Какие б ни мелькали дни,
Прошу не света изобилья,
А чтобы ты, расправив крылья,
Держал меня в своей тени.
«Надежда – врушка…»
Надежда – врушка. Врёт и врёт. И пусть.
Её повадки знаю наизусть,
Смеюсь над ними, но люблю их нежно.
Нет для надежды слова «неизбежно».
Ну кто ещё, коль окажусь в аду,
Шепнёт: «Сейчас лазеечку найду».
«Под синевой, что так густа…»
Под синевой, что так густа,
Всё встанет на свои места.
Пускай событий срок неведом,
Пусть мы по горло сыты бредом,
Творящимся то там то тут,
Но дни заветные придут,
Коль сохранил Господь печальный
Творенья план первоначальный.
«А мир этот жив, потому что есть где-то иной…»
А мир этот жив, потому что есть где-то иной,
Иной, безымянный, неведомый и неземной.
Оттуда сигнал то идёт, то почти угасает.
Но если нас что-то и держит, и чудом спасает,
То не притяженье земное, а тяга к тому,
Что ни отыскать, ни назвать не дано никому.
«А мама ко мне – своей маленькой дочке…»
А мама ко мне – своей маленькой дочке —
Врача позвала. Он часы на цепочке
Носил и хранил их в кармане жилетки.
О нём говорили, что доктор он редкий.
И я в его тёплых ладонях тонула…
Что время украло, то память вернула.
Вот эту картинку вернула мне ночью.
Цветная она, хоть изодрана в клочья.
«Ах, весенняя льдинка!..»
Ах, весенняя льдинка! Забыв, что молчание – золото,
Я с тобой говорю. Ты растаешь иль будешь расколота.
У тебя ведь так быстро на жизнь истекают права.
А пока ты жива, тороплюсь, подбираю слова,
Чтоб сказать, как права ты, что, тая, сверкаешь так весело,
И веселье есть свойство твоё, и оно перевесило,
Что умеешь искриться, мерцать, серебриться, любя
Те лучи, что, так радуя нас, убивают тебя.
«О, до чего нетленна бренность…»
О, до чего нетленна бренность,
О, как устойчива мгновенность
Всего, что населяет твердь.
О, до чего живуча смерть!
«Уж как давно родились тьма и свет…»
Уж как давно родились тьма и свет,
А всё живут, а всё им сносу нет.
И тьма – темнит, а свет – он ярко светит,
Он летом светлый праздник свой отметит —
Один из лучших праздников в году.
Коль пригласит, я с радостью приду.