Четверги с прокурором
Шрифт:
– Его надо хоронить, – настаивает Эрна Зондермайер.
– Но ведь…
– Похоронить, как полагается, – не отстает она, – в гробу и все такое.
– Как ты собираешься все это обстряпать?
– Ну, как бы вместо тебя… Ты, мол…
– Ого! А что же будет со мной?
– Тебе придется скрыться. Или хочешь загреметь в тюрягу?
– Только я? А как насчет тебя?
– У тебя ведь есть страховка на случай смерти. С покрытием всех расходов на погребение.
Но все оказалось не так гладко, как представляла себе Эрна. Стоило ей, облачившись в траурный туалет, появиться в похоронном бюро, как служащий тут же попросил ее предъявить свидетельство о смерти, не забыв осведомиться и о причине таковой. Тут Эрна Зондермайер и запуталась. И стало ей страшно, потому что служащий попался такой настырный. И
И тут завертелось-закрутилось. Зондермайеры узнают, что квартиру Хольцберга придется освободить на основе заявления об исчезновении. Манекена между тем и след простыл. И вот в ночь перед процедурой супруги в отчаянии тащат смердящий, разлагающийся в пластиковой упаковке труп в квартиру и оставляют его, подвесив к перилам лестницы, ведущей из квартиры Хольцберга на террасу на крыше. Мол, пусть все думают, что обитатель пент-хауса руки на себя наложил. Естественно, было назначено вскрытие, тут же установившее, что насильственная смерть Хольцберга наступила задолго до обнаружения его трупа.
В доме переполох. Сначала и не думали подозревать Зондермайеров, и все же фрау Зондермайер в один прекрасный день получает повестку из уголовной полиции.
– Все, это конец, – сокрушается она.
Эрвин Зондермайер помалкивает.
– А почему я? Ты, а не я, убил его…
Наверное, это все хитрости полицейские, подумала Эрна. На допросе она узнает, что речь идет не об убитом Хольцберге, а о заявлении сотрудника похоронного бюро, которому показался, мягко говоря, странным визит фрау Зондермайер. Нет, никаких подозрений, скорее, служащий опасался подвоха, поскольку иногда случается, что люди норовят при жизни получить страховку на случай смерти.
На допросе фрау Эрна Зондермайер вела себя настолько по-идиотски, что допрашивавший ее следователь вскоре убедился, что эта дама невиновна, как агнец Божий.
– Так он до сих пор здравствует? Я имею в виду, ваш муж? – спросил следователь.
Эрна со слезами на глазах кивнула.
И он отпустил ее с миром.
Фрау Зондермайер стало легче. Но ненамного. На самом же деле вышло так, что она, сама того не ведая, солгала следователю. Потому как, вернувшись домой. увидела что ее супруг, домоправитель герр Зондермайер, лежит на тахте. Он перерезал себе горло. С венком на шее приобретенным для «похорон» Хольцберга. И чего только не взбредет в голову человеку в такой момент! Тем более нашему весельчаку домоправителю Зондермайеру. В руке домоправителя была зажата записка: «Эрна, расскажи им все. Твой Эрвин».
Двадцать третий четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он наконец рассказывает «Историю об общежитии на Вестендштрассе»
– Ямог бы назвать этот рассказ «Несчастные итальяшки», поскольку речь в нем идет об итальянцах, но это, пожалуй, было бы неуважительно по отношению к ним. Так что останемся уж при этом названии, хотя первое недвусмысленно указывало бы на то, какую роль играют в этой истории итальянцы. Вы ведь помните, уважаемые слушатели, что первыми гастарбайтерами были именно итальянцы, тогда, в шестидесятые, югославы появились позже, а уж потом греки, турки и все остальные. Ныне итальянцы уже не ездят к нам на работу, разве что открыть итальянский ресторанчик, более того, Италия набирает сезонных рабочих из стран бывшего Восточного блока. Но тогда… Впрочем, ладно, короче говоря, среди многочисленных итальянцев, приехавших в Германию на работы, была группа в пять человек. Они составили так называемую бригаду – работали только вместе под началом некоего Энцо, фамилию которого я не стал бы вам называть, даже помни я ее. Энцо был электриком, квалифицированным специалистом-электриком. Все пятеро были из одного небольшого городка где-то поблизости от Неаполя, все пятеро проживали в общежитии для гастарбайтеров на Вестендштрассе, все пятеро трудились на одну немецкую фирму, состоявшую, правда, всего из одного человека, ее учредителя и единственного сотрудника – назовем его Браунагель. А сам Браунагель выполнял заказы для железной дороги.
Вот тогда все и произошло. Однажды Энцо получил смертельную травму, коснувшись провода высокого напряжения. Так в тот момент считали. Трагедия произошла
Четверо коллег сразу уложили пострадавшего товарища на землю возле рельсов, но всем было понятно, что ему уже ничем не помочь. Один из четверых бросился в бытовку к железнодорожникам, среди которых находился и инженер. Ход дальнейших событий было легко предугадать. Кроме одного, как впоследствии показал инженер-железнодорожник, удивившийся реакции Браунагеля на гибель итальянца. По его словам, Браунагель воспринял ее странно, словно разыгрывал потрясение и разыгрывал крайне топорно.
Тут же поставили в известность транспортную полицию, затем и уголовную, вызвали врача. Были предприняты все необходимые процедуры, сделаны снимки места происшествия и так далее. В тот период я был свежеиспеченным прокурором, и мой начальник отдела, уважаемый земельный прокурор доктор Гитль выслал меня на место происшествия. Я появился там как раз тогда, когда покойника укладывали в металлический гроб, чтобы отправить в морг для проведения вскрытия и судебно-медицинской экспертизы.
Увас, вероятно, возникнет вопрос: а чего ради прокурору быть на месте происшествия? Все необходимое для Расследования – хочется надеяться, успешного расследования – проводят сотрудники полиции. А прокурор, согласно инструкции гордо именуемый «руководителем дознания», чаще всего тихо стоит в сторонке, а случается, и путается в ногах у следователей полиции. Настоящая его работа начинается уже по завершении дознания за письменным столом и продолжается в зале судебных заседаний. Упомянутый мной земельный прокурор доктор Гитль, умевший для всего находить простое решение, дал нам, в то время еще желторотым асессорам, золотой совет: «Что делать, чтобы не стоять как столб? Выслушивать доклады!»
Вот я и выслушивал доклады. Пожилой, опытный старший комиссар (такое звание существовало тогда) Брандмайер как раз и докладывал мне, сообщив, что инцидент представляется ему смешным, если подобное выражение вообще применимо к инциденту со смертельным исходом.
– Почему? Что именно кажется вам странным?
Чутье, как выразился комиссар Брандмайер, подсказывает ему: здесь что-то не так. Все в прокуратуре, включая и меня, знали, что чутью старшего комиссара можно довериться. И в данном случае оно его не обмануло. Это выяснилось уже на следующий день, когда данные судебных медиков подтвердили, что Энцо был мертв еще до появления на железнодорожном участке и до соприкосновения с контактным проводом. То есть его труп приложили к контактному проводу.
После этого взялись за товарищей по работе Энцо. Очень нелегкое дело допрашивать через переводчика – итальянцы не знали ни слова по-немецки. Все равно что явиться на симфонический концерт, предварительно напихав в уши ваты.
Все четверо в один голос утверждали, что Энцо забрался на площадку вагона-мастерской, что-то вдруг сверкнуло, будто молния, и Энцо упал на площадку. Большего от них добиться было нельзя. Никакие угрозы, что, мол, они, недоговаривая, становятся соучастниками совершенного по халатности преступления, не помогали. Может, судмедэксперт сплоховал? В качестве причины смерти на самом деле был указан удар электротоком, но, по утверждению профессора, смерть наступила примерно за двенадцать часов до упомянутых работ на контактной сети.
Был допрошен и предприниматель Браунагель: держался он крайне дерзко, свирепо поносил иностранных рабочих, с которыми, по его мнению, одни только беды, и заявил, что теперь без Энцо эта бригада гроша ломаного не стоит.
Между тем из Италии приехала жена Энцо. Должен сказать, что Энцо был еще довольно молод, ему еще не исполнилось сорока. Жена его была красавицей, мне даже было чуточку не по себе во время допроса. Впрочем, о каком допросе могла идти речь, скорее, это была беседа. Жена Энцо отыскала меня в моем рабочем кабинете, я кое-как объяснялся с ней, призвав на помощь все скромные знания итальянского, в общем, мы сумели понять друг друга. Я узнал, что на родине Энцо был человеком иных социальных кругов, куда выше, чем в общежитии на Вестенд-штрассе, семья его владела довольно крупным магазином электротоваров, отец некоторое время даже был бургомистром их городка. Впрочем, все это никак не могло помочь следствию.