Четверги с прокурором
Шрифт:
– Но, дорогой друг… – начал было герр Гальцинг.
– А что тут странного? Все так и есть. Вы имеете представление, сколько мне лет? Смерть меня не пугает. Скорее, сам процесс умирания. Да, пожалуй, так, я испытал это, впервые попав четыре года назад в больницу. Ну, вы помните, как все было. До тех пор мне казалось, что такое может произойти с кем угодно, только не со мной. Однако настал день, когда очередь дошла и до меня.
– Понимаю вас, – сказала хозяйка дома, – тогда нам много четвергов подряд пришлось обходиться без вас.
– Очень было занятно наблюдать, как врачи старательно избегали употреблять слово «рак». Говорили о чем угодно: об опухоли, о новообразовании – сплошная профтерминология.
– Но как бы там ни было, – вмешался в разговор доктор Шицер, человек, имеющий представление о медицине, – все ведь закончилось благополучно.
– Да-да, благополучно. И все-таки момент смерти обрел для меня вполне конкретные временные рамки. Впрочем, хватит об этом. Надеюсь, что в тот самый последний в жизни четверг…
– …до которого еще бог ведает сколько будет обычных, – докончила фразу земельного прокурора хозяйка дома, заботливо коснувшись локтя доктора Ф., державшего свой альт.
– …я все-таки успею досказать до конца очередную историю.
И все направились в музыкальную гостиную.
– Даже если до того самого четверга и далеко, все равно кажется, что он вот-вот наступит, – шепнул доктор Ф. хозяйке дома.
Так как дверь оставили открытой, я слышу все, даже сидя на шкафу, где хранятся ноты. Кошки вообще отличаются хорошим слухом, так что будь дверь закрыта, я все равно бы разобрала все тонкости.
О том, что кошки не различают красного и зеленого цветов, я, помнится, распространялась. Это имеет глубокий смысл: в траве мы куда лучше различаем мышей. Но вот в музыкальном отношении нас дальтониками никак не назовешь. Тут нам доступны все оттенки. Когда играет большой оркестр… я редкая гостья в концертном зале или в опере, но однажды пришлось побывать, и я должна вам об этом рассказать – в конце концов, не только нашему старику дано право прошамкать очередной детектив. Так вот, дело было в Вероне. Вы не верите, что я побывала в Вероне? Разумеется, я там была. Вместе с Борисом, моим возлюбленным и братом. Что-что? Что вас так возмущает? Ах, инцест? А Клеопатра разве не вышла за своего брата? И потом, разве мы, кошки, не египтяне?
Впрочем, я отклонилась от темы. Это тоже присуще кошкам. Вернемся назад: Верона. Неделю и еще один день мы добирались туда. Не так уж и сложно это для кошек. Мой Борис, он, как бы это поточнее выразиться, большой бабник, вернее сказать, кошатник, а в Вероне между тем полным-полно симпатичных кошечек. И думать не хочу, сколько у меня там племянников и племянниц осталось. Ноя опять не о том. Я побывала в «Арене». Каждой кошке надлежит хотя бы раз в жизни послушать «Аиду». Египетское происхождение обязывает. Когда я, ничего не подозревая, то есть не подозревая о юпитерах, прошлась по сцене, я тут же превратилась в центральную фигуру представления. Хотя певцы продолжали петь, музыканты играть и дирижер как ни в чем не бывало размахивал своей палочкой, тысячи людей устремили взоры на невесть откуда взявшуюся на сцене кошку, то есть на меня, пока я проделывала путь вдоль каменной стены. Попав в луч юпитера, я сначала смутилась, потом испугалась и уже хотела броситься прочь. Вам наверняка приходилось видеть, как кошки в мгновение ока исчезают неизвестно куда. Но потом до меня вдруг дошло, что я – единственная истинная египтянка среди всех участников представления, и я с достоинством прошествовала до самого конца каменной стены, а оттуда спрыгнула в темноту.
Мне кажется, об этом даже писали в газетах, ссылаясь на «оригинальную постановку «Аиды» с участием кошки».
Но
Да – одно, как говорится, к другому. «Во всем звучит песня». Но в «Сонате дождя» и радость, и грусть идут рука об руку, что весьма импонирует кошкам. И я не доверяю ни одному из сочинителей, кто не написал хотя бы одно камерное произведение. Композиция для четырех смычковых инструментов – тут уж ты словно под микроскопом, тут уж тебе не удастся пустить пыль в глаза публике… и никакие уловки не помогут. Имен я не называю, разве что одно во избежание конфузов я все же назову: Верди, тот самый Верди, чью «Аиду» я однажды помимо своей воли визуально обогатила. И он, представьте себе, сочинил квартет смычковых инструментов. Они однажды сыграли это произведение, да-да, мои люди. Оно тоже напоминает дождь, но тот, что, струясь по лепесткам цветов магнолии, падает на землю…
Вот они начинают. И это тоже мое любимое произведение. Они называют его «Кёхель 465». Маэстро остервенело чешет за ухом, и кое-кто неверно истолковал сей жест. Этот недоносок как-то на ушко признался мне: секрет всей музыки в том, что, мол, все постепенно привыкли к неблагозвучию. Древние старики признавали лишь одни только октавы. Бедняги. После открыли квинту, а она потянула за собой и обращение интервала, то есть кварту. Это уже была победа. А когда потом полюбили и терцию и сексту, тут уже удержу не стало. Появились септа и секунда, все посчитали это добрым предзнаменованием, но тут маэстро привел в божеский вид крохотную секунду и соответственно большую септу, и они уже не резали ухо публике музыкальных гостиных…
Впрочем, что это я разболталась? Вы пропустили самое ценное – прелюдию к квартету, но прислушайтесь: земельный прокурор портачит на своем альте. И они начинают снова. Все, все, умолкаю. Да, альт. Альтист знает только два регистра – первый и вынужденный. Земельный прокурор как-то сам по этому поводу вышучивал себя. Но это не так. Все, молчу, молчу.
Двадцать пятый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он рассказывает продолжение «Истории о 23 миллионах»
– На этом месте я вынужден – нет-нет, не предварить, это слово сюда не подойдет, а сделать вставку о том, что история эта вопреки предпринятым усилиям так и оставалась до конца не выясненной. И я, друзья мои, таким образом, оставляю вас в неведении, в каком пребываю и сам, равно как и все, имевшие к ней отношение.
Я – нет. Мяу. Придет время, и я выскажусь по этому поводу.
– Надеюсь, – продолжил земельный прокурор, – вы все-таки не утратили к ней интерес и…