Четверка
Шрифт:
– Это что ж за лапта, без биты и мяча?
– усомнился управляющий.
– Так у нас их нету, - объяснил Гусь.
– Вот он решил с табуретом попробовать.
– Пусть днем пробует, - чуя неладное, но не догадываясь, что именно, пестрый подозрительно рассматривал Ходока, обнявшего трехногую табуретку. - Не дело это, по ночам шуметь.
– Так стыдно же ему, дяденька, - Гусь скорчил умильную рожицу.
– Такой большой, а играть не умеет.
– Стыдно ему, - сердито пробормотал управитель.
– А табурет денег стоит. Спать идите. Завтра поговорим.
Никодим ушел, а трое заговорщиков уныло переглянулись.
– Так что, до завтра?
– с долгим зевком спросил Видян.
– В рощу я могу тихо переместиться, - возразил Витька.
– А вот обратно в темноте обязательно в комнате на что-то напорюсь. А если свет оставить, так обязательно заметит кто-то.
– Ну так, - подумав, сказал провидец.
– Ты, если спать не хочешь, обратно сюда не возвращайся. Дальше перенестись попробуй - к воротам или на тракт. Посмотришь, что да как. А ближе к утру вернешься.
Мысль показалась здравой. А сна не было ни в одно глазу. Мысли, тревоги, воспоминания о доме, отце, Люське, пропавшем Сашке теснились в голове, скручиваясь в один болезненный клубок.
Витек машинально набросил второе одеяло на брата, уже тихо посапывавшего во сне, отпустил из банки жука, немедленно вылетевшего в дверной проем так уверенно, как будто маршрут давно был проверен и изучен, и активировал портал.
Он мотался между приютом и городскими воротами всю ночь.
В городе вовсю готовились к празднику. Рабочие возводили помосты, торговцы заранее раскладывали товары, женщины украшали привратную площадь лентами и цветами. Пока восстанавливалась мана, Витек даже прошел за ворота, прогулявшись по ближайшим улицам. Улицы, метров пять шириной, мощеные деревянными спилами, ближе к центру сменялись более широкими, каменными. Ходок дошел до реки, делившей город на две части. Наверное, это и была река Светлая, давшая название княжеству. Спросить прохожих Витька так и не решился, боясь выдать свое иномирское происхождение.
Берега реки соединали несколько мостов, лишь один из них был каменным, украшенным ярко горевшими фонарями. К нему, на свет, и направился мальчишка.
В центре, застроенном богатыми усадьбами, выделялся княжеский терем, окруженный высокой каменной стеной. Подходить ближе Витька не стал - у терема несла дозор стража. Не в каких-нибудь там зипунах и свитах, а в брюках и куртках из темной кожи, надетых прямо на кольчуги, шлемах, и с короткими металлическими палками, у поясе слева. Бластеры? Или световые мечи? Глупая мысль рассмешила - откуда здесь бластеры?
– и Ходок ступил на мост, под которым проплывали лодки с обитателями левобережья, и долго смотрел на медленно текущие воды могучей реки.
За рекой, в нижней части города, виднелись участки небольших деревянных домов. В преддверии праздника там уже шумно веселился простой люд.
Потом Витька вернулся к воротам и помог двум девушкам донести цветочные корзины, оказавшиеся неожиданно тяжелыми. Симпатичная темноглазая крестьянка бросила ему пару медных монет, и, когда дело уже близилось к утру, Ходок, уже в четвертый раз перенесшийся в город, купил себе за них вкуснющий расстегай с рыбой.
Незаметно вернувшись в приют, он был вознагражден подросшей полоской маны, но, не найдя в себе сил этому порадоваться, рухнул на топчан и проспал все, что можно и что не стоило пропускать. Вернувшиеся ближе к вечеру с праздника мальчишки огорошили его ворохом новостей.
Витька лениво потянулся и присел на жесткой лежанке, стирая с лица остатки сна. Потом прислушался к болтовне брата.
Сидевший на табуретке напротив Гусь излагал
– Они потом все в Храм пошли! И невеста такая вся, не очень. Помнишь, мы ее в Храме видели? И Маша ее не любит. А потом фейерверк! Звезды! Ну и цветы! А дядька там один хороший такой, на коне, с коня слез и начал конфеты бросать, и деньги! Я пять штук поймал, смотри. И две одинаковые - я одну для коллекции в Питер с собой возьму. Вот Женька завидовать будет, у него такой точно нет. А на вторую пирожок купил. И еще один тебе. И второй там, такой страшный дядька, как медведь. С бородой, во! И весь порезанный. Тоже деньги бросал, но я подбирать не стал, побоялся - он так смотрел!И колдун темный, низкий такой и широкий, и тетка какая-то длинная тоже бросала!
Гусь в очередной раз куснул пирожок, протягивая второй брату. Пирог оказался с рисом и яйцом, но все равно вкусным. Пока братья жевали, Видян, поморщившись, объяснил:
– Княжич Агафон деньги бросал, когда молодые в Храм пошли. А страшный - это Тайного приказа глава, Тит Меркулов. Здоровый он, а шрамы от того, что по молодости в огненную пустыню ходил, на демонов Саламандра. Едва отбился. Покалечили его сильно, а залечиваться сам не захотел. Отмстить задумал. А колдун княжий темный - это подгорный Ктор. Вроде как в опале он сейчас должен быть за то, что князя исцелить не сумел. Но на праздник пришел.
– Ну вот так и вышло, - продолжил Гусь, прожевавшись.
– Я возле коня стою, тут какой-то лысый мимо - порск!
– и прочь. Я думал, вор, а он на коня что-то блестящее бросил и удрал. Я и говорю - дяденька, смотри!
От избытка чувств Игорек замолчал, и Витек встревоженно перевел взгляд на Видяна:
– Он что, натворил что-то?
– Скорее наоборот, шустрый слишком оказался. Никто и не ожидал, - усмехнулся провидец.
– Он княжича Агафона за руку схватил, на коня показал, а тот глянь - и позеленел весь! И от коня! Служивые понабежали, тайный сыск тоже, а этот, - он кивнул на Гуся, - в толпу.
– Ага, - счастливо разулыбался мальчишка.
– Они меня так и не поймали. И лысого не поймали.
– И что там было, мы точно не знаем, потому как толпу сразу оттеснили и с площади прогнали. Но, говорят, покушение это было, на княжича старшего, - в разговор вмешалась незаметно вошедшая в спальню МарьИванна.
– Но Игорек молодец. И в том, что увидел, и в том, что сказал, и в том, что сбежал. Хотя все равно, конечно, отыщут его, но позже.
– А что там хоть было на самом деле?
– спросил Витька учительницу.
– По всему похоже, что взрыв-камень, - неохотно ответила она.
– Террористы, значит, - незнакомое слово ни у кого не вызвало вопросов: кто не знал, тот догадался.
Они молча посидели, глядя на яркий солнечный свет, бьющий от окна, в котором хорошо различались пляшущие у пола пылинки и одинокий грязный носок под одним из дальних топчанов.
И тут свет вдруг налился мертвенно-синим, и в комнате раздался уже знакомый по стычке с бандитами неживой голос пророка.
– И имя у него княжеское, - Видян, похоже, впал в транс и вещал, прикрыв глаза.
– И спасет он Светлоречье и Светлолесье от беды великой. И белые крылья над головой - нет, не он это!
– провидец дернулся, как от сильной боли, простонал в отчаяньи: - Дальше не вижу, - и очнулся.